После двухлетней работы у печника я поступил в Риге на пароходо-машиностроительный завод «Штраух и Крумин». Здесь я стал учиться на машиниста. Но недостаток зрения, а главное образования, вынудили покинуть завод, сменив его на литографию, где надеялся получить больший заработок. В последнем учреждении я проработал два года. Работа мне понравилась и заинтересовала. Я настолько научился делу, что и теперь, спустя много лет, кажется, смог бы работать не хуже других. Однако плохое зрение вынудило меня и эту профессию бросить. Теперь мне оставалось одно – идти по стопам отца в дворники. Но эта работа мне была не по нутру. Я сильно взгрустнул. Чтобы меня как-то развеять и побаловать, наш дядя Оскар повёл меня на галёрку в цирк. Здесь я забыл обо всём и почувствовал себя словно не на земле. Впечатление было настолько сильным, что с этого времени я ни о чём другом думать не мог. Стал мечтать только о работе в цирке. Но мечты одно, а исполнение их – дело другое. Попасть в цирк было труднее, чем я думал. К кому ни обращался, кого ни просил, все отказывали – мол, невыгодная внешность и плохое зрение. Как ты знаешь, я кос на один глаз с детства. Всё это было главной причиной моей неудачи. Однако я не отчаивался и настойчиво добивался своей цели. В то время в Риге около Розенберга открылась ярмарка с балаганами, каруселью, паноптикумом и зверинцем. Как теперь помню, балаган принадлежал артисту Роберту, паноптикум – Стефану и Иванову. Я попытался поступить в балаган, но меня туда не приняли. Тогда я попросился к карусельщику, эстонцу Луга. Он внял моей просьбе и принял меня крутить карусель с лошадьми. Мне в то время было пятнадцать лет, а моим сотоварищам по работе и того меньше. На карусели я провозился недели две, работал ежедневно с девяти утра до самого вечера. Хозяин меня хвалил, был доволен мои усердием. Через него я попал в паноптикум, где отирал пыль с восковых фигур, заводил их, чистил и зажигал лампы. Содержатель же балагана Роберт, видя моё старание, теперь уже сам взял меня к себе. Роберт был цирковой артист – эквилибрист на слабонатянутой проволоке. Он заставил меня крутить у него орган на раусе, откуда зазывали зрителей в его владение. Я крутил и внимательно присматривался к работе артистов. Пробовал самостоятельно подражать им. Но у меня ничего не выходило. Здесь старый акробат, мулат Ахмет-Тайки, видя моё страстное желание, пошёл мне навстречу и за двадцать копеек научил меня делать шпагат, боген и флик-фляк – эту азбуку акробатического искусства. Но скоро балаган перекочевал из Риги. Несмотря на мои слёзные просьбы, меня с собой не взяли. Так я вновь остался без дела и заработка. В это тяжёлое для меня время я случайно встретился на улице и познакомился с итальянцем – шарманщиком Казагранди. Теперь он большой человек, миллионер, имеет в Гельсингфорсе огромный магазин типа «Мюр и Мерелиз».
Недолго раздумывая, я пристроился к нему, спасибо старику Ахмет-Тайки. Пристроился как клишник, а также крутил у него орган. С ним мы ходили по дворам, по площадям, по трактирам. Заходили в казармы, сумасшедшие дома и заведения более сомнительного свойства, окна которых даже днём обязательно завешиваются плотными шторами.
Работа было донельзя тяжёлая. От бесконечных переходов со двора во двор, от постоянного выгибания и изгибания тело к вечеру начинало так ныть и болеть, что по ночам я не находил себе места и плакал. Физические страдания я переносил относительно легко, считая их необходимой тренировкой моего будущего циркачества. Но с нравственными муками, окружающий мой труд, я не мог мириться. Обстановка меня угнетала и заставляла искать выхода. Особенно я страдал, работая в публичных домах, где видел последнюю ступень падения и унижения человека.
При всём том мне постоянно приходилось голодать. Одежда была всегда в лохмотьях. Вместо сапог опорки. Но скудный заработок полностью отдавал нашим нуждающимся родителям. Всё это заставляло меня думать только об одном, как бы вырваться из этой не столько тяжёлой, сколько унизительной жизни.
К великому для меня счастью, в Ригу приехал цирк Момино. И мне удалось поступить в него служителем к дрессировщику. Я чистил и мыл его животных, прогуливал их, готовил им пищу, кормил. Во время представления помогал дрессировщику за кулисами. Здесь я не забывал своих достижений по акробатике. В свободное время практиковался. И спасибо одному старому акробату, который, видя моё старание, показал мне приёмы сальто-мортале.