Якобино

…Якобино ехал в Кисловодск. По пути решил завернуть во Владикавказ, столицу Горской Автономной Республики, чтобы разузнать, кто тут работает из артистов. Переговорить и, возможно, заключить контракт с хозяином местного цирка Первилем. Вечером планировал отбыть.

Якобино ездил по Кавказу, откровенно спасаясь от голода, который накрыл почти всю территорию недавно образованного СССР.

Шагая по городу, любуясь местными красотами, он, никого не спрашивая, интуитивно пытался найти цирк – сердце подскажет. До отхода поезда была ещё прорва времени, которую нужно было куда-то деть.

Сердце указало маршрут точно. "Eкнуло – здесь!

Да, это здание тоже можно было назвать цирком. Здесь тоже работали цирковые. Но это не было цирком Первиля, который он искал в городе.

Перед Якобино предстал во всём неприглядном виде серый разлапистый барабан балагана. Верх его был обтянут выцветшей парусиной, во многих местах щеголяющей разнокалиберными заплатами. Над входом грубо сколоченные подмостки рауса. Перед ним – немногочисленная праздношатающаяся публика. Сегодня был воскресный день.

Услышав с рауса знакомый голос, он вздрогнул. Его окатило волной воспоминаний из детства. Не самых лучших. И незабываемых.

…Они встретились. Перед ним стоял лысоватый обрюзгший человек с одышкой. Плохо выбритый и опустившийся. От былого лоска не осталось и следа. «Мм-да-а, сеньор Пасторелли! Постарели…» – каламбур родился сам собой.

«Сеньор» бегал глазками, хорохорился, бодрился, но было очевидно, что дела его совсем плохи. Он по-прежнему вставлял в свою речь итальянские словечки, но иностранный акцент его как-то выцвел, поубавился и больше походил теперь на кавказский.

Этот человек явно потерялся во времени и пространстве, как многие сильно пьющие люди. С трудом воспринимал реальность, строил грандиозные планы, верил в них и говорил, говорил, интуитивно пытаясь избежать вопросов, на которые у него не было ответов.

Джулия давно покинула его. Сбежала с каким-то заезжим оперным тенором. Следы её затерялись, исчезли, как дым цыганского костра под этим вечным звёздным небом. Теперь центром вселенной и единственной точкой опоры для Пасторелли служил потёртый дырявый балаган, где он был и хозяином, который управлял тремя артистами разных жанров, включая себя как фокусника, и шпрехом, ведущим представление, и дедом-зазывалой на раусе. Они давали двадцатиминутные представления, которые показывали горожанам по восемь-десять раз на дню. Луиджи хриплым голосом кричал с подмостков, заманивая в балаган:

Давай, давай! Налетай! Билеты хватай!
Чудеса узрите – в Америку не захотите.
Человек без костей, гармонист Фадей,
Жонглёр с факелами, на лбу самовар с углями,
Огонь будем жрать, шпаги глотать,
Цыплёнок лошадь сожрёт, из глаз змей поползёт.
Эй, владикавказские дурачки! Тащите к нам пятачки!
Пошли начинать. Музыку прошу играть!

У Якобино защемило сердце. Вот уже почти пять лет он был одним из самых популярных, высокооплачиваемых артистов, клоунов. Желанный в лучших цирках России и Европы. А тут люди, по сути его коллеги, явно нищенствовали. Он сам прошёл этот путь, хлебнул по полной. И кто знает, как сложится судьба в дальнейшем. От сумы и тюрьмы, как говорится…

Он, конечно же, помнил всё дурное, что с ним происходило тогда в цирке Пасторелли. Почему-то мелькнула перед глазами картина, как он после рынка, куда послал его хозяин за покупками, подошёл к цирку. Увидел листовку, которая липким картофельным клеем была прикреплена на входе в цирк. Она отцепилась одним краем, трепетала на ветру, словно призывала – прочти! Якобино прочитал и запомнил на всю жизнь.

Мольба лошади