Читаем Якобы книга, или млечныемукидва полностью

Войдя в садик, я долго не мог ее нигде отыскать: «Эй, дорогуша, ты где тут? Я сейчас такое вычитал, покажись!»

И она показалась, выступая из-за древа познания, неотразимая и интригующая, воплощая и обнажая скорую развязку, представ обнаженной и в буквальном смысле этого слова.

– Э, ты чего вытворяешь? Мы же здесь не у себя сейчас… Тут, наверное, так не принято: храм знаний вообще-то… – неуверенно воспротивился я, оглядываясь вокруг и, к значительному облегчению, не наблюдая нигде ни души.

– Да нет тут никого сегодня! Я и в журнале посещений проверяла: мы здесь одни, совсем одни, понимаешь, что это значит? – своим особым, присущим ей в известных ситуациях игривым голосом отвечала она.

– И?

– И что за «и»? Ты так будешь стоять как истукан, глупенький?

– Да я… как-то в целом не совсем уверен, что это… приемлемо, будет к месту – место тут такое, особенное, знаешь ли…

– Приемлемо? – ехидно повторила Свитани. – Приемлемо все, что мы с тобой сами захотим! Только это и важно, только это! А я знаю, чего ты хочешь, – расхохоталась она.

– Послушай, я тебе сейчас такое расскажу! Я вычитал только что, что Патамушта, выясняется… – попытался я сменить вектор беседы и поделиться своими открытиями.

– Патамушта? Да при чем тут он вообще? При чем здесь вычитал!? Здесь и сейчас есть только ты и я! Все остальное не имеет никакого значения!

– Да ты пойми, все не так уж и просто на самом деле… я, кажется, узнал смысл жизни…

– Ну ты бесчувственная скотина! – оборвала она меня, сменяя гнев на милость. – Я, видишь ли, специально все устроила, чтобы мы сегодня оказались в саду одни, договорилась в канцелярии о санитарном дне, табличку даже специальную организовала «вход закрыт», и для кого, спрашивается, старалась? Мы здесь только одни!

– Ты же, надеюсь, понимаешь, что это… имеет вполне узнаваемую символику, известный сакральный смысл…

– Ой, да хватит ты ломаться, как маленький! Я ведь с чего все это затеяла: я в одной книге прочитала, – а я знаю, как ты любишь, когда я читаю всякие книги, – что нужно обязательно съесть перед этим яблочко познания, чтобы совместить приятное с полезным! На, скушай яблочко! – заливисто рассмеялась она.

Я пытался было в последний раз возражать, что не слишком-то и голоден, что к познанию это не имеет особого отношения, что, пожалуй, мы совершаем ошибку, о которой будем потом долго сожалеть, но, пасуя перед ее красотой, соблазняясь открытостью и настойчивостью, а также соотнося все это с только что полученными сведениями о вымышленности нашего с ней существования, я принял ее вызов:

– Ай, ладно, давай мне свое яблочко! И пускай потомки нам этого не простят, но искусство требует жертв!

– Ну что ты там болтаешь опять? Кушай скорей!

Однако стоило мне вкусить тот горький, непривычный на вкус плод, как откуда-то отовсюду раздался пронзительно-режущий слух звук, вмещающий в себя мотивы скрипа половиц, плача маленьких детей, звона вдребезги разбивающейся горы посуды, а также грома посреди ясного неба, сквозь который, впрочем, разборчиво раздался глас О0Х0О, возвещающий нас, что мы изгнаны. Что двери Первограда отныне открыты для нас в одну сторону – на выход. Точно в подтверждение серьезности сложившейся ситуации грянул ливень, а по земле прокатилась дрожь, сбивающая с ног.

Быстро поднявшись и опомнившись, я отыскал ее глазами, Свитани лежала на земле, казалось, не находя себе места от стыда, ужаса и раскаяния. Отчего-то оглянувшись на здание Библиотеки, я увидел на входе в садик их, старых наших друзей – Патамушту, Виэкли и Квази-мена, как-то одновременно осуждающе и сочувственно взирающих на сцены нашего падения и намечающегося изгнания.

А тут еще и эта змеюка попалась мне под ноги в тот момент, когда Патамушта что-то спасительное, может быть, выкрикнул мне: что именно я не сумел разобрать, потеряв в тот миг координацию и сосредоточившись на очередном приземлении в грязь. Когда я поднялся, они уже исчезали в глубине читального зала, захлопнув двери и уходя от нас навсегда. Собирая с земли предметы ее гардероба, я успел еще раз узреть ту тварь ползучую, скрывающуюся в корнях древа сознания, очевидно, и нашептавшую Свитани рецепты побега из рая.

Голова 96. Кавычки изгнания

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мой генерал
Мой генерал

Молодая московская профессорша Марина приезжает на отдых в санаторий на Волге. Она мечтает о приключении, может, детективном, на худой конец, романтическом. И получает все в первый же лень в одном флаконе. Ветер унес ее шляпу на пруд, и, вытаскивая ее, Марина увидела в воде утопленника. Милиция сочла это несчастным случаем. Но Марина уверена – это убийство. Она заметила одну странную деталь… Но вот с кем поделиться? Она рассказывает свою тайну Федору Тучкову, которого поначалу сочла кретином, а уже на следующий день он стал ее напарником. Назревает курортный роман, чему она изо всех профессорских сил сопротивляется. Но тут гибнет еще один отдыхающий, который что-то знал об утопленнике. Марине ничего не остается, как опять довериться Тучкову, тем более что выяснилось: он – профессионал…

Альберт Анатольевич Лиханов , Григорий Яковлевич Бакланов , Татьяна Витальевна Устинова , Татьяна Устинова

Детективы / Детская литература / Проза для детей / Остросюжетные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Жюстина
Жюстина

«Да, я распутник и признаюсь в этом, я постиг все, что можно было постичь в этой области, но я, конечно, не сделал всего того, что постиг, и, конечно, не сделаю никогда. Я распутник, но не преступник и не убийца… Ты хочешь, чтобы вся вселенная была добродетельной, и не чувствуешь, что все бы моментально погибло, если бы на земле существовала одна добродетель.» Маркиз де Сад«Кстати, ни одной книге не суждено вызвать более живого любопытства. Ни в одной другой интерес – эта капризная пружина, которой столь трудно управлять в произведении подобного сорта, – не поддерживается настолько мастерски; ни в одной другой движения души и сердца распутников не разработаны с таким умением, а безумства их воображения не описаны с такой силой. Исходя из этого, нет ли оснований полагать, что "Жюстина" адресована самым далеким нашим потомкам? Может быть, и сама добродетель, пусть и вздрогнув от ужаса, позабудет про свои слезы из гордости оттого, что во Франции появилось столь пикантное произведение». Из предисловия издателя «Жюстины» (Париж, 1880 г.)«Маркиз де Сад, до конца испивший чащу эгоизма, несправедливости и ничтожества, настаивает на истине своих переживаний. Высшая ценность его свидетельств в том, что они лишают нас душевного равновесия. Сад заставляет нас внимательно пересмотреть основную проблему нашего времени: правду об отношении человека к человеку».Симона де Бовуар

Донасьен Альфонс Франсуа де Сад , Лоренс Джордж Даррелл , Маркиз де Сад , Сад Маркиз де

Эротическая литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Прочие любовные романы / Романы / Эро литература