Якобы книга, или млечныемукидва

Нет, это никуда не годится! Что я все о себе, опять о себе, когда по духу произведения я лишь второстепенный персонаж собственной книги. С другой стороны, тем и хорош режим мысленных публикаций самого себя, что нельзя стереть неудачный абзац и отыграть назад. В общем, вернемся к нашим баранам. Вернее сказать, агнцам, жертвоприношениям на алтарь этого еще только нарождающегося искусства мысленного книгопроизводства. На сей раз их зовут Якобы и Свитани, так – это мы, творческий союз сна и яви, уже анонсировали. Между прочим, на Якобы я делал серьезную ставку, как на лошадь, которая должна прийти к финишу первой. Потому я даже дал ему возможность поговорить от первого лица, сделав рассказчиком, но и это, вот досада, не работает. Итак, они снова бегут, как бежали уже тысячи раз, хотя и не могут вспомнить. Так начинается очередной бессознательный оборот этих небесных тел по кругу мысленной книги, больше уже, на мой взгляд, смахивающей на пластинку, заевшую пластинку медленных мыслей.

В такую минуту, слегка заостряя внимание на произвольной точке пространства и закрепляясь в данной точке зрения, я ясно могу наблюдать их, изгнанных, загнанных, променявших первоклассный Первоград на второсортный обезлюженный пригород, населенный дикими животными, надоедливыми насекомыми и ядовитыми растениями. И нашим героям стоит немалых усилий выбраться оттуда целыми и невредимыми. Строго говоря – это чудо стечения обстоятельств, и чудо становится возможным только потому, что такова моя воля. Это я даю им шанс выбраться из скверной истории, вырваться из контекста, потому как есть у меня еще вполне конкретные виды на этих персонажей. И все то неопределенное время, прошедшее с момента изгнания, скажем, сорок дней и сорок ночей, они совсем не общаются друг с другом, но не оттого, что им нечего больше сказать, а потому что некогда, потому что все силы уходят на борьбу за выживание в спятившем и тревожном мире. Кроме того, они напрочь утратили дар речи и только сейчас осознают, что, оказывается, это тоже был дар, и он был дан недаром, а для того чтобы озвучивать свои роли и созвучные своей сущности мысли.

Короче, после бесчисленных неприятностей, описывать которые в мысленной книге нет никакой необходимости (тут разрешается добавить приправ по вкусу), они выбираются из враждебного пригорода на лоно природы, куда более привычную и приветливую среду. Дождь, ливший без перерыва с самого изгнания, перестает. Смолкают гром и молнии, на небе что-то сдержанно просветляется и улыбается путникам, а на чистой и ясной поляне, куда они входят, виднеется могучий дуб, так и манящий к себе, сулящий спасительную передышку. И, кстати, эта передышка становится возможной благодаря тому, что ко мне в каюту наконец-то принесли извинения, а также теплый чай и клетчатый плед, которые делают ожидания возобновления съемок куда более комфортными и уютными. Разливающееся по телу тепло вынуждает меня быть добреньким и снисходительным, и потому, пока я расслаблен и умиротворен, я великодушно возвращаю героям навыки прямой речи, снимая все условности чата и предвидя, что им найдется, о чем поговорить.

– Что это было, что за чертовщина? – тут же прорезалась давно уже заготовленная у Свитани фраза, стоило им расположиться в тени дуба.

– А то ты не понимаешь! Мы изгнаны, как нам и было объявлено из репродукторов вечности, чего греха таить, – равнодушно констатировал Якобы.

– Но мы ведь ничего особенного и не сделали! Подумаешь, немного преступили черту…

– Думаю, проблема в том, что мы умудрились нарушить единственное поставленное нам условие, а как это произошло, в какой степени – это уже детали. Запретный плод сладок, как говорится в подобных случаях, хотя, на мой вкус, он оказался горек и несколько жестковат.

– Ты все еще злишься на меня? – перевела она тему к волнующему вопросу.

– Нет, я и не думал злиться. С чего ты взяла? – невозмутимо отвечал Якобы.

– Ну как же, ведь это я, по глупости своей, такое устроила! – растерянно подивилась Свитани его спокойствию.

– Да ладно уж, вины тут поровну примерно, если вообще можно говорить о какой-либо вине. Хотя, знаешь, я как-то думал, что ты ведаешь, что творишь: там, в саду. Ты же сама была буквально одержима идеями побега! Я-то все это время считал… ты сама этого хочешь.

– Еще чего! Да если бы я знала, чем дело обернется, то я бы ни в жизнь! Пойми, тогда я только хотела сделать необычно, добавить новых красок, привнести некоторое разнообразие… И только теперь понимаю, как на самом деле все было хорошо еще совсем недавно. Да какой побег!? Это я так, для создания образа больше говорила, чтобы внимание привлечь, – всхлипывая, созналась Свитани.

– В таком случае должен признать, что тебе это удалось: разнообразие привнесено. Вон сколько разнообразия у нас теперь вокруг! Только и успевай от волков всяких отбиваться. Ладно, ладно, не плачь, – подбодрил он ее, – говорю же, ты ни в чем не виновата… Просто звезды так сложились. Или… не сложились, это еще как на них посмотреть!