Якобы книга, или млечныемукидва

– Не менее реален, чем все, что ты знал и еще узнаешь. Для этого тебе и стоит сейчас съездить домой и собраться с мыслями, чтобы лишний раз убедиться, что твой настоящий дом – здесь, а там – ты просто заехал в гости к троюродной тетушке к черту на кулички, чтобы справиться о ее здоровье и похлопотать о ненужном наследстве. Как жаль, что ты забудешь все, когда будешь там, когда снова будешь маяться от бесцельности и бессмысленности всего окружающего, и зачем-то жалеть себя! Ведь это твоя обычная аллергическая реакция на второградские задворки, не так ли?

– Послушай, я тут подумал, а ты точно не хочешь пойти со мной? Разве это невозможно? Но почему?

– Куда? Во Второград? – расхохоталась Свитани. – Да ни за какие сокровища мира! Чего я в этой дыре не видала? Я – светлая сущность – в заведомой оппозиции к тьме Второграда. Да и работу ведь не оставишь – ответственная, – грустно прибавила она.

– Так неужели и на поляну уже никак не вернуться? Я передумал, я снова хочу! – попытался было переломить ситуацию Якобы.

– Слишком поздно, дорогой. Ты же сам правильные вещи говорил, что слова – это завуалированная полуправда, что только мысли – чисты, полны и истинны. Конечно, ты почерпнул это знание из книги, подложенной тебе в библиотеке, но распорядился ты этим знанием, прямо скажем, достаточно посредственно и безвольно. Тогда как тебе достаточно было просто угадать мои мысли, прочитать их в глазах – и все было бы совсем иначе! Но ты сам наступил на старые грабли, утверждая, что мое желание, слово – закон. Вот только разве желание и слово – одно и то же? Ты пойми наконец, я сама подустала от своих полномочий, говоря понятным тебе языком, судебного пристава, исполняя не мною принятые решения, а ты такой чудной, что, будь моя воля, я бы с удовольствием передохнула с тобой пару-тройку тысячелетий! А то, повторюсь, такие субъекты в основном в делах попадаются – матерятся как сапожники, куда-то все сбежать пытаются, взятки предлагают, мамой клянутся, что больше так не будут… Думают, что их ведут в ад, что отчасти так и есть, а главное, каким-то чудовищем меня вечно воображают… А ведь я прекрасна, и ты увидел это! Вот только сделал такой же, как и все они, выбор – прыгнуть в пропасть, стать свободным, так, кажется, ты это формулировал? А на деле – свободным от всего, что ты любишь и ценишь, свободным от простоты и красоты мира, и взамен этого погрязшим в страстях, ненависти и бесконечной путанице, потому как пропасть ведет в ложный мир, вот что ты не учел в своих расчетах перед прыжком…

– Да уж, не учел… это драма! Но меня больше заинтересовало, что ты вот так запросто мыслишь тысячелетиями… сколько же тебе лет, стеснюсь спросить? Выглядишь, на мой взгляд, замечательно, насколько твой облик сохранился у меня в памяти…

– Ничего удивительного! Выглядела я ровно так, как нарисовало твое сознание, а все для того, чтобы ты пошел за мной куда угодно, хоть в адское пекло. Да и весь характер моего поведения, заметь, все как ты любишь: взбалмошная и порывистая, нуждающаяся в эмоциональной поддержке и спасении, нарочито уступающая тебе в интеллекте, чтобы дать почувствовать тебе свое превосходство и показать потребность в опеке. Ничего не напоминает? Но если бы тебе так больше нравилось, я вполне могла бы быть и пухленькой дурнушкой в потрескавшихся очках, засаленном свитере и с промежутками в зубах, что компенсировалось бы целым букетом благородных духовных свойств, но ты же не повелся бы на такую приманку, не так ли? Поэтому все это время я была такой, чтобы ты клюнул, чтобы в итоге мы оказались там, где мы есть сейчас. Хотя обычно, после грехопадения, меня почти сразу проклинают, наделяют самыми отталкивающими качествами и представляют, например, в виде чертовой матери, потому что ненавидят! И вот тогда я предстаю уже в совсем ином, соответствующем образе… Но ты отчего-то ни секунды не ненавидел меня, даже когда мы ссорились, и поэтому я оставалась для тебя все той же, какой тебе хотелось бы, и, знаешь что – мне это нравилось! А почему, как ты думаешь, мы брели до границы целую вечность, а я, как могла, оттягивала расставание… Как правило, дойти до стенки – это быстрая и формальная процедура, как завернуть за угол.

– Чудны дела твои, Господи! Как же я раньше этого не видел, когда был зрячим, а теперь, ослепнув, прозрел! Теперь-то все складывается в какую-то более-менее понятную композицию, кирпичик за кирпичиком. И все-таки остается у меня еще одна неясность: ведь это Патамушта внушил мне мысль про нашу нереальность. Вернее, про вымышленность всего на свете. Неужели все они заранее знали и участвовали в этом розыгрыше?

– Мы и сейчас знаем! Мы здесь, с тобой, – вдруг раздался в непосредственной близости голос Патамушты.

– Что? И вы здесь, как? – встрепенулся Якобы и собрался было встать, но не смог, к тому же чья-то рука на плече остановила этот порыв.

– Давайте уже скажем ему все как есть, – сжалился Квази-мен, – Свитани, давай-ка ты, в твоих устах это прозвучит приятнее всего, что ли…