И вот пока я морально готовился к знакомству и, возможно, последующему сложному объяснению с папой с ремнем, вопреки всем моим ожиданиям, дверь отворил некий армянин лет сорока на вид, который, чего уж, явно не годился ей в отцы… В миг мой замученный мутный мозг выдал сразу несколько взаимоисключающих предположений: «это какой-то неправильный дом, не ее это квартира, но нет – вон же та необъяснимая маркерная надпись на стене: «Гваделупа для гондурасцев», да нет, нет тут ошибки. Тогда кто этот… гражданин… армянин, явно не отец, не брат, а вдруг… это ее друг…», – мелькнула во мне неприятная, но все-таки версия.
Через пару секунд выяснилось, правда, что все мои умозаключения оказались ложны. Из непродолжительного разговора с открывшим дверь армянином, представившимся Игоряном, мне удалось установить, что заселился он в эту квартиру только в прошлую пятницу, а потому, по всей видимости, я разыскиваю съехавшую уже квартирантку. Имя «Моника» не говорило ему ни о чем.
Голова 36. Эмский след
Выслушав признания армянина Игоряна, я дожидался, пока тот захлопнет дверь и станет, видимо, подглядывать в глазок, а сам, то ли от настигшего разочарования, то ли от яростного роя мыслей, расселся на лестничной площадке, не находя сил и причин ехать через весь город обратно.
Можно сказать, что я ждал чего-то еще, и вскоре мое ожидание было щедро вознаграждено. Из соседней квартиры только-только показалась голова любознательной женщины преклонных лет, а я уже знал, что у нее найдется для меня небезынтересная информация.
– Молодой человек, – обратилась она явно ко мне, – вам плохо? Может, скорую вызвать?
– Да нет, наверное, – отвечал я неопределенно, приподнимаясь с пола и догадываясь, что та трактовала мое сидение у стены на рабочем портфеле болезненно. – Я коллега девушки из той вон квартиры, меня с работы прислали узнать, где она, что это на работу перестала выходить, – сочинял я на ходу правдоподобную легенду.
– Ааа, я поняла, о ком вы… Так эту квартиру постоянно приезжим сдают, а хозяев я и сама толком не знаю. Да, проживали здесь две девушки, сестры. Они жили-то тут недолго совсем, месяца три. Так на прошлой же неделе еще съехали, я сама видала: им парень еще какой-то с вещами помогал, длинный такой…
– Сееестры, говорииите? – растянул я в ответ свое удивление.
– Ну да, а что? Да я и не знаю, я ж у них-то не спрашивала… но вообще-то я была уверена, слыхала, может, чего, – доверительно сообщила мне бабушка. – Ааа, так это ж Тимофеевна с первого этажа мне сказывала, она у нас тут за всеми присматривает, всех знает. Если хотите, сходим к ней сейчас же!
– Да ладно уж, спасибо, не надо, – невнятно пробормотал я что-то в ответ, нашел в себе силы и пошел.
Что ж, это многое объясняло. Кажется, позабыв даже попрощаться с сердечной старушкой, я спускался вниз по лестничному пролету, понимая уже, что и сам в каком-то смысле пролетел, и в то же время, не понимая еще совсем ничего.
Минула неделя. Я продолжал посещать службу и притворяться руководящим разводящих, дела в конторе снова ладились, счета полнились, внутренние манагеры работали как швейцарские часы. И все это не доставляло мне ни малейшей радости, не представляло никакой ценности – то были чужие деньги, чужие цели, чужие успехи. Я же без этих двух девушек, по ощущениям, словно бы овдовел, понес непоправимую потерю, не находя себе места ни тут, ни там: и пускай наши отношения в итоге как-то не сложились, как бы оборвались на полуслове, все-таки, необходимо признать, мне их крепко не хватало в те странные дни. Ни с кем кроме них не хотелось мне общаться на работе, до и после нее, не о ком стало поразмышлять на досуге, некого разгадывать, не от кого ждать неожиданного звонка или надушенного письма в белом конверте; вновь я погружался в полную пустоту, точь-в-точь как в те памятные дни, когда покончил со своими писательскими прозябаниями.
Потому, наверное, я и принялся наполнять пустоту попытками развязать этот клубок: меня совершенно не устраивала значительная неясность, оставшаяся после девушек; обе исчезли бесследно, как дым на ветру, не прощаясь и не оборачиваясь, однако вопросы-то остались…
Ладно, анализировал я ситуацию, обе они были ко мне безразличны – тут я не усматривал никакой фантастики, потому как в данном смысле они не слишком-то отличались от еще нескольких миллиардов девушек с этой планеты. Понятно: меня использовали в каких-то своих целях, и опять же, увы, ничего сенсационного – и подобное сплошь и рядом на этой планете. Так, выдвинув меня в боссы, Афина подсунула мне ордер на обыск, и когда ей это удалось, тут же ретировалась – здесь все более-менее очевидно. Но зачем же тогда Моника предупреждала меня… отчего же и она в таком случае столь несолидно пропала? Вот это понятно мне не было напрочь. А вдруг они и не сестры вовсе, а просто у Моники есть сестра, другая, и по каким-то непреодолимым причинам она вынуждена была съехать… но почему же тогда она не оставила хоть какую-нибудь весточку?