Якорей не бросать

Бежали мы сюда четыре дня. Сдается, что Носач ничего не искал, а точно знал, что надо бежать в этот «огород» — тут должна быть сабля. Промысловое чутье не обмануло его. И вот прибежали в этот квадрат.

Место, надо сказать, довольно бойкое. То и дело проходят корабли. Вон идет белый лайнер. Пассажир. Идет курсом на сказочные Канарские острова, которые мне очень хочется посмотреть.

Кто-то приятно путешествует, совершает круиз, пьет пиво, танцует, прохлаждается на верхней палубе, флиртует с женщинами. Сейчас бы нам посидеть в прохладном баре, послушать приглушенную музыку. Может, завернем в конце рейса на Канарские острова, ходят такие слухи. Но до конца рейса еще далеко, он где-то там, в тумане. Мы зачеркнули на своих календарях всего два месяца, впереди еще четыре.

— А правда, нет, — спрашивает меня Мартов, — писатель Хемингуэй ездил в Африку львов бить?

— Правда.

— Говорят, у него свой самолет был?

Насчет самолета я не знаю и пожимаю плечами.

— Это ж какие деньги надо иметь, чтоб самолет купить! — восклицает Мартов. — Это ж десять лет из морей не вылезать.

— Купить собираешься? — насмешливо прищуривается Мишель де Бре.

— Рассуждаю.

— Яхту он имел, — говорю я.

— Немецкие подводные лодки искать выходил на ней, — дополняет меня Мишель де Бре. — Вилла у него под Гаваной. Был кто на ней?

Мишель де Бре окидывает всех взглядом.

— Не привелось, — отвечает Мартов. — Слыхать слыхал, когда в Гаване в подменке был.

— Шикарная вилла, между прочим, — говорит Мишель де Бре. — Был я на ней.

— Вилла, яхта, самолет. —Мартов задумчиво глядит на океан. — Это ж двадцать лет из морей не вылезать! И чтоб план все время брать.

— У него гонорар за один год больше, чем у тебя за двадцать, — усмехается Мишель де Бре.

— Неужто правда! — Добродушный и наивный великан Мартов потрясенно смотрит на меня.

— Не знаю — не считал, — отвечаю я.

— А у наших тоже? — Мартов с интересом смотрит на меня. — Вот у вас?

— Машину-то не могу купить, — смеюсь я. — Не то что самолет.

— Ну машину — это ерунда, — успокаивает меня Мартов. — Машину — вон год в подменке в Гаване, и — покупай. Или при хорошем капитане — два рейса, ну три. И «Жигули» в кармане. Если баба не растратит. А у наших писателей есть самолеты?

— Не слыхал что-то, — говорю я.

— А я вот яхту мечтаю купить, — признается Мартов. — В отпуске по Балтике походить. В Ригу, в Ленинград. А потом бы вокруг Европы махнуть. Летом — милое дело. Вот как купить, не знаю. У вас в министерстве знакомых нет?

В министерстве у меня знакомых нет, и, когда я признаюсь в этом, Мартов разочарован.

— Берегись! — весело кричит Зайкин.

Ваера загудели — трал вылезает на палубу.

Я бегу в рубку, посмотреть показания на фишяупе. Есть показания! Есть! Наконец-то пошла большая рыба. В хороший квадрат привел нас капитан, недаром говорят о нем, что знает он океан, как свой огород.

— Але, кто это идет по правому борту? — вдруг заговорило радио в рубке.

— «Катунь» идет, — отвечает старпом, сейчас его вахта.

— Вы откуда?

— Из Калининграда.

— А что вы тут делаете?

— В карты играем, — усмехается старпом.

— А когда вы тут появились?

— Советы капитанов надо слушать. А то вы как в темном лесу.

— «Катунь», «Катунь», — вмешивается какой-то новый собеседник. — Дайте рыбки. Теплоход «Белосток» говорит.

— Подходите.

— А вы где? Ваши координаты?

— Да мы тут — за косогором, возле осинника, — опять усмехается старпом.

— Нет, я всерьез, — обижается невидимый собеседник.

— Сейчас скажем.

— А то, понимаете, четыре месяца в рейсе и свежей рыбки не пробовали, — сообщает «Белосток». — Домой идем. Может, письма захватить?

— Кто был в Лае-Пальмасе? — раздается чей-то голос. — Какие там цены на скоропортящиеся продукты?

— «Буря» была, — отвечает «Буря».

— Скажите цены, заказывать будем.

— Картофель десять песет килограмм, морковь — десять, чеснок — пятнадцать...

— Але, але! — врывается кто-то. — Кто выловил пятнадцать тонн? Скажите ваши линии.

— О-о, проснулся! — смеются в ответ...

Я, не дослушав разговор, бегу на палубу.

Ну, заловили опять! «Под завязку» трал набит.

— Тонн сорок, — предсказывает Мартов.

Справа и слева ловят иностранцы, бороздят океан встречными галсами.

На соседнем траулере под непонятным флагом — не то грек, не то норвежец — лебедки не могут вытащить трал. Гудят, дрожат ваера, а трал ни с места. Половина его лежит на палубе, а другой конец висит за кормой. И вдруг мы видим, как матрос сбегает по огромному раздутому и скользкому тралу вниз, за борт, и режет дель. Рыба бьет в прорезь мощным фонтаном, разрывая надрез все больше и больше. Матрос едва успел отскочить. Мы замираем. Смертельный трюк, как в цирке, только без страховочной сетки. А матрос бежит уже обратно на палубу под восторженные крики.

Немалую смелость надо иметь, чтобы вот так, без страховочного каната, сбежать по набитому рыбой, скользкому тралу за корму и сильным ударом вспороть капроновую дель, из которой сделан трал. Это все равно что на фронте первым подняться из окопа в атаку.