Яков Тейтель. Заступник гонимых. Судебный следователь в Российской империи и общественный деятель в Германии

Как удавались Тейтелю переговоры с представителями европейской деловой элиты и почему ему давали? Тейтель был харизматичной личностью и тонким психологом, который знал и понимал людей и умел не просто говорить с каждым – вне чинов и званий, а быстро завоевывать сторонников. Однако трудно представить, что для этого ему было достаточно «личного обаяния и положения единственного еврейского судьи в царской России»643Да, расшитый золотом мундир статского советника впечатлял и располагал к себе и старых соратников по дореволюционной жизни, и европейцев, сочувствующих беде мигрантов… Но для 14-летнего руководства еврейской беженской организации в центре Европы, в сложное время экономического кризиса между двумя войнами и в условиях минимальных прав беженцев, обаяние – аргумент явно недостаточный. Тейтель был неутомимым тружеником. И это отмечали все его знавшие. Он был единственным, кто собирал деньги для Союза русских евреев и стремился сохранить саму организацию, которая стала для него делом чести и жизни, продлив и его годы активной деятельности благодаря осознанию собственной позиции – нужности людям и делу их спасения, позиции, с которой он вырос и честно прошел большой жизненный путь: служить людям и отечеству – канувшему в лету или даже идеальному – во имя идей справедливости. И пусть его позиция не была лишена честолюбия, сколь и провинциальной искренности, а подчас и наивности (он мог заговорить практически с любым человеком на улице, зайти в гости к известному банкиру и остаться на обед и пр.), но, вероятно, именно эта смесь искренности и деловитости привлекала к нему столь разных представителей европейского и американского еврейства. Он умел сводить людей, быть своим в столицах и в провинции. Но главное, он умел вести за собой и своим примером показывал, как надо работать с людьми, зная их сильные и слабые стороны. В отличии от ряда лидеров общественных организаций восточноевропейского еврейства, он еще до приезда в Берлин располагал широкой сетью контактов в среде немецкого и международного еврейства, постоянно работая над их расширением: практически ежедневно в своем доме он принимал представителей немецкой еврейской интеллигенции, что косвенно подтверждают хронологически датированные дарственные надписи на титульных листах его воспоминаний. Менялись адреса квартир Тейтеля в Берлине, но круг гостей дома только ширился: почти ежедневно у него бывали журналисты, ученые, раввины. Не последнюю роль играли профессиональные знания Тейтеля в области права и обширный опыт в сфере общественной деятельности, причем не только в России. В отличие от многих представителей восточноевропейского еврейства он был далек от политических амбиций и уж тем более распространенных среди многих эмигрантских структур интриг в борьбе за междуусобное влияние и привилегии. Г. Б. Слиозберг отмечал, что Тейтель был противник всякой борьбы и вспоминал, что «…когда в его присутствии происходил какой-либо принципиальный политический, национальный или общественный спор, Яков Львович в этот спор не вмешивается. Его лицо становится грустным, глаза полузакрываются…»644Он предпочитал альянсы и коалиции с теми, кого хорошо знал по работе еще в доэмиграционный период жизни, кому доверял и кто занимался реальным делом, а не производством лозунгов. Одним из любимых его выражений было: «У меня самого ничего нет – только друзья». Честная и открытая работа Союза русских евреев вызывала доверие у руководителей Еврейской общины Берлина, у еврейских международных организаций и представителей религиозных кругов.

Б. Л. Гершун отметил: