— Вам лучше уйти отсюда, — сказал я, пытаясь осторожно оттеснить Анну Викторовну к двери.
— Там мой дядя, — промолвила она умоляюще, — в приемной прокурора. Скажите мне, что случилось?
Я похолодел. А я-то гадал, кто в заложниках. Теперь знаю одного. А также знаю еще, что Анна не уйдет, хоть умолять буду. Дядюшку она не бросит. Как же сделать, чтобы она доверилась мне, положилась на меня? На то, что я смогу спасти Петра Ивановича, как спасал ее саму столько раз? И времени ведь нет ни минуты!
— Там беглый каторжник, — сказал я ей.
Лучше правду, пусть и такую страшную. Ей — лучше всегда правду.
Анна Викторовна побледнела еще сильнее, хоть это и казалось уже невозможным.
— Господи! — прошептала она, еще крепче сжимая мою руку. — Что делать?
— Вы прежде всего успокойтесь, — сказал я, пытаясь передать ей всю мою уверенность, сколько бы ее там ни было.
— Я же только что видела, — проговорила она взволнованно, — как человек вошел в здание, а вслед за ним дух, как две капли воды похожий.
— Мы потом об этом поговорим, — пообещал я ей.
Не до духов мне сейчас, живых бы спасти.
Но Анна Викторовна не отпустила меня, вцепившись в мое пальто обеими руками:
— Я могу чем-то помочь?
Ну как же ей объяснить, что в данный момент она может помочь мне только одним — оставаясь в полной безопасности, желательно, как можно дальше отсюда?! Ведь не послушает ничего. Ну так значит, и слов тратить не стоит, время дорого.
— Проводите Анну Викторовну в безопасное место, — велел я городовому, мягко обнимая Анну за плечи и выдворяя за порог. Она послушалась, как ни странно, видимо, больше от растерянности.
Я же немедленно выкинул из головы все, кроме того, что может относиться к делу. То, что Петр Миронов оказался среди заложников, существенно укрепляло мои позиции. На него в случае чего можно положиться, он не растеряется и не потеряет самообладания. Да и в драке хорош. Хотя хотелось бы без нее обойтись.
Следующим человеком, преградившим мне путь, оказался Затонский окружной прокурор Персианов. Странно было видеть этого солидного высокомерного господина в таком испуге.
— Яков Платоныч, — кинулся он ко мне, — стреляли! У меня в приемной! Я задержался на первом этаже. Бог уберег. У меня там секретарь мой, Скамейкин.
— Это Кулагин, — рассказал я прокурору, — Андрей Кулагин. Вы помните его дело?
Персианов попытался сосредоточиться.
— Проходил два года назад, — вспомнил он, — как братоубийца. Осудили на десять лет каторги.
— А сколько человек у Вас в приемной? — спросил я его. — Хотя бы приблизительно.
— Не знаю, — помотал головой прокурор.
Он, похоже, настолько потрясен был тем, что чудом избежал опасности, что больше ни о чем думать не мог.
Оставив прокурора, я все так же быстро прошел к двери приемной. На входе у каждого дверного косяка стояло по городовому с револьвером наизготовку. Ближе всех к двери в приемную я увидел Евграшина. Видимо, он обогнал меня, пока я задержался за разговорами. Это очень хорошо, что он здесь. Не подведет, да и понимает меня отлично.
Я приблизился, Евграшин молча показал мне на дверь, за которой находился Кулагин, удерживающий заложников. Но не успел я сделать еще шаг, как из-за двери послышался удар, затем крик боли и еще какие-то невнятные слова. Плохо, очень. Видимо, там все на взводе. Нужно торопиться.
— Кулагин! — позвал я через дверь. — Следователь, Штольман!
— Вы один? — донеслось до меня.
— Да, — ответил я, взглядом предупредив Евграшина, чтоб не дышал.
— Отлично, — ответил Кулагин.
— Я получил Вашу записку, — сказал я ему. — Не вздумайте причинить вред пленникам.
— Скажите Вашим людям, чтобы вели себя тихо, — предупредил каторжник. — Пленники нервничают, а это опасно.
Ага, значит, он все-таки не совсем потерял голову. И убивать зря не хочет. Готов при необходимости, иначе не пошел бы на такое, но тянуть будет до последнего.
— Хорошо, — сказал я то ли Кулагину, то ли самому себе.
И сделал знак городовым отступить, оставив меня одного. Евграшин попытался запротестовать взглядом, но мой повторный жест заставил его покориться. Городовые отступили за дверь.
— Господин Штольман, — донесся вдруг из-за двери незнакомый мне голос, в котором явно проскакивали истеричные нотки, — заберите меня! У меня боязнь закрытых помещений, я могу рассудком повредиться, я даже дверь открываю, когда один в комнате нахожусь!
Ой, как нехорошо. Вот истерика там совсем лишняя!
— Слышали? — крикнул мне Кулагин. — Они достаточно благополучны!
— Да слышу я, — ответил я ему, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно будничнее, без накала эмоций. — Может, отпустите этого несчастного?
— Господин Штольман, — снова подал голос перепуганный заложник, — у него там бомба! Он всех нас укокошит!
Черт, неужели он серьезно?! И вправду, что ли, бомба?! Тогда времени у меня вовсе нет. Там же целая толпа перед зданием. Если взрыв до них и не дойдет, то осколками посечет точно. И Анна! Анна тоже там!
— Да что там происходит? — крикнул я через дверь, надеясь, что хоть кто-нибудь мне ответит.
— Отойдите от двери, — раздался голос Кулагина.