Яков. Воспоминания (СИ)

Довольно спокойный, кстати, голос. Похоже, он собой владеет, к счастью для нас всех.

— Извольте, берите, — крикнул Кулагин.

И в приоткрытую дверь вылетел перепуганный человек в очках, в котором я узнал судейского секретаря. Руки его были связаны перед собой. С каким-то нелепым криком ужаса он поднялся на ноги и бегом выбежал наружу, не задержавшись даже, чтобы я развязал его, не говоря уж о каких-либо сведениях. Впрочем, какие с этого труса сведения, видно же, что он напуган чуть не до потери сознания.

Я повернулся к двери, и она открылась мне навстречу. Андрей Кулагин с револьвером наизготовку пристально вглядывался в мое лицо. Я в ответ рассматривал его. Для полного понимания одного взгляда мало, но его спокойствие мне понравилось.

— Теперь кладите оружие на пол и заходите, — велел он мне.

— У меня нет оружия, — ответил я ему.

Я и в самом деле пришел безоружным. Нельзя идти вооруженным на переговоры. Это создаст излишнюю напряженность в первую очередь во мне самом.

— Верхнюю одежду и сюртук снимайте, — сказал Кулагин.

Не желая спорить по такому мелкому поводу, я медленно снял пальто, сюртук и шляпу и положил на скамейку в коридоре. Едва я снова повернулся к двери, как Кулагин щелкнул курком, явно желая предостеречь меня от резких движений. Я поднял руки с открытыми ладонями и, стараясь двигаться медленно и плавно, вошел в дверь.

Первым делом я нашел глазами Петра Миронова. Он кивнул мне — в порядке, мол. Кстати, руки у него были не связаны. Видимо, Петру Иванычу удалось убедить Кулагина в своей безобидности. Отлично, учту. Я собираюсь всеми силами избегать драки, но уж если придется, то свободные руки Петра Миронова лишними не будут.

Я замешкался на пороге, и Кулагин подтолкнул меня в плечо, закрывая за мной дверь. Вежливо так подтолкнул, без лишней грубости. Секретаря он выкинул из комнаты так, что тот вылетел, как пушечное ядро. Впрочем, я бы тоже его выкинул, еще и наподдал бы вслед.

А со мной Кулагин вежлив. Стало быть, рассчитывает договориться.

Я осмотрел комнату. Третьим заложником был незнакомый мне человек приличной наружности. Правда, на его лице был виден след от удара. Похоже, тоже паникер, глаза перепуганные, сжался весь.

А вот и самое интересное на данный момент: приоткрытый саквояж, стоящий на столе. Я осторожно заглянул. Секретарь не сочинял, это бомба. И не маленькая к тому же. В бытность мою в Петербурге я насмотрелся и на бомбистов, и на их изделия, несущие смерть правым и виноватым, разрушая все вокруг. Эта бомба разнесет половину здания. Всех, стоящих вокруг, заденет осколками и обломками. Ее нужно отсюда убрать как можно скорее, во что бы то ни стало. Речь уже не о жизни двух невинных людей в этой комнате. Если бомба взорвется, пострадают десятки людей. И Анна, она тоже там, если не в доме снова. Нельзя сейчас о ней думать. Только полностью сосредоточившись, я смогу справиться с этой ситуацией, никак иначе.

— Простите, что задержался, — сказал я Кулагину спокойно, будто назначил ему встречу в ресторации, да слегка припоздал.

— Не сразу решились прийти? — спросил он.

Хороший тон, спокойный, без надрыва. Я ему интересен, и он меня изучает. Отлично, это у нас взаимно.

— Ну, не каждый день встретишь беглого каторжника, взывающего к правосудию, — ответил я.

— Это верно, — сказал Кулагин, отводя от меня револьвер и снимая его со взвода. — Я случай исключительный.

— И что Вы хотите? — поинтересовался я.

— Меня обвинили в убийстве родного брата, — ответил Андрей Кулагин, глядя мне прямо в глаза, — городского головы Матвея Кулагина.

— А Вы не убивали? — спросил я его.

— Нет, не убивал, — ответил Андрей все также ровно и спокойно.

Черт, а он мне нравится! И я ему, кажется, верю. Во всяком случае, в деле его точно попробую разобраться. Но это позже, сейчас главное убрать отсюда бомбу.

— Мои условия просты, — сказал я Кулагину. — Вы отпускаете заложников под мое честное слово заняться Вашим делом.

— Что ж, деловой подход, — усмехнулся Андрей. — А Вам не приходила в голову мысль, почему я пришел именно сюда?

— К прокурору? — уточнил я.

— Да, — ответил он. — Я бы желал держать сейчас на мушке не этих двух несчастных, а прокурора Персианова и следователя Изварина.

— Так Вы их считаете виновными в смерти брата? — спросил я его.

— Именно, — подтвердил Кулагин. — Были бумаги, из-за которых его убили.

— И Вы их видели?

— Я знаю, что они были, — ответил Кулагин убежденно.

А вот это уже хуже некуда. Если хоть на минуту допустить, что Кулагин прав, то сдаваться ему нельзя никак, это верная смерть. Стало быть, если я и в самом деле хочу разобраться в его деле, то я должен буду его не только отпустить, как планировал с самого начала, но каким-то образом еще и поймать не сразу. И это при том, что мне будут мешать со всех сторон.

Ладно, позже придумаю, как это сделать. Сейчас нужно убрать из здания Кулагина и его бомбу. И я решился изложить Кулагину свой план вместе со всеми его резонами. Он выслушал меня внимательно, хоть и не без недоверия.