Яков. Воспоминания (СИ)

— Да, как можно скорее, — ответил я ему. — И у меня просьба: о ее кончине пока никому не распространяйтесь.

— Разумеется, — согласился доктор Милц.

Вопросов он мне не задавал. То ли полагал это не своим делом, то ли видел, что мне не до разговоров сейчас. Но один разговор к нему у меня был, и очень важный при том.

— Я видел Ваше заключение по убийству Кулагина, — сказал я ему, — так там какая-то странная формулировка относительно орудия убийства, неопределенная.

— Я и сейчас не уверен в орудии убийства, — ответил Александр Францевич. — Я помню, тогда мне этот клинок, весь в крови, показал Изварин. Я, конечно, не могу утверждать, но мне показалось, что глубина раны и длина этого клинка не соответствуют друг другу.

— А почему Вы сами не поехали на место преступления? — поинтересовался я.

— Помилуйте, Яков Платоныч, — изумился доктор Милц. — Меня никто не звал. Я в тот день дежурил в больнице, и про убийство я узнал только, когда труп привезли.

— Спасибо, доктор, — поблагодарил я его задумчиво.

Все сходилось одно к одному. Я знал уже, кто и когда убил Матвея Кулагина, знал, что было сделано, чтобы обвинить в убийстве его брата. Но я по-прежнему не мог ничего доказать. А преступник тем временем убил снова.

Доктор вызвал санитаров и распорядился доставить тело Веры в мертвецкую, заверив меня, что извлечет пулю как можно скорее. А я устало опустился на стул в коридоре и принялся ждать. Я был уверен, что он придет, просто не сможет не прийти. Я бы не смог.

Он и в самом деле пришел, как я и предполагал. Увидел меня, сидящего в коридоре, и остановился на полушаге молча, боясь даже спросить.

— Не успели, — опередил я его вопрос, не желая мучить неизвестностью. — Она умерла.

— Опоздал, — прошептал Кулагин горько.

— Не взыщите, господин Кулагин, — сказал я ему, — но сейчас Вам нужно ехать со мной. Не спрашивайте, куда.

— Мне все равно, — пожав плечами хрипло произнес Андрей.

— Я отвезу Вас в самое безопасное место, — пояснил я ему.

Это была истинная правда, только в камере управления я мог гарантировать ему жизнь более-менее уверенно. В любом другом месте его достанут обязательно. А еще только так я мог удержать его от непоправимого. Сейчас он раздавлен своим горем. Но этого человека, выдержавшего два года на каторге и бежавшего, чтобы добиваться справедливости, сломить не просто. Скоро он придет в себя настолько, чтобы неистовую боль заслонила беспощадная ярость. И тогда он станет мстить. И я уже не смогу его спасти.

— В арестантскую его, — велел я Евграшину, когда мы с Кулагиным пришли в управление.

— Так это же… — изумленно начал городовой.

— В арестантскую, — сказал я устало. — Ты слышал, что я сказал?

— Яков Платоныч, — ответил Евграшин, — у меня на счет ентого приказ, отправлять сразу под конвоем, в губернию.

— Здесь я отдаю приказы, — сказал я жестко.

— Слушаюсь, — вытянулся во фрунт городовой.

— И никого к нему не впускать, — добавил я, направляясь в кабинет, — ни под каким предлогом.

Кажется, за то время, пока я носился по городу, меня попытались обойти. Теперь следует ждать атаки со стороны начальства. Что ж, я ожидал этого, ввязываясь в это дело. Вот только защитить Андрея мне теперь будет гораздо сложнее. Не ошибся ли я, приведя его в управление? Нет, не ошибся. Я ведь не только его защищаю, но и от него тоже. Просто у меня осталось совсем мало времени, и это следует учитывать.

В кабинете я с удивлением увидел господина полицмейстера, что-то ищущего на моем столе.

— Ну, все, Яков Платоныч, — произнес Трегубов с угрозой в голосе, — терпение мое лопнуло! Вы, и только Вы виноваты в том, что произошло.

— А я признаю вину, — сказал я ему с вызовом, — и готов отвечать.

— Придется, Яков Платоныч! — все также угрожающе проговорил полицмейстер. — Деваться Вам некуда!

— В Веру стрелял не Кулагин, — сказал я ему. — Дайте мне сутки, и я найду убийцу.

— А я Вам говорю, — разгневанно сказал Трегубов, — ищите Кулагина.

— Уже нашли, — ответил я, даже не пытаясь замаскировать раздражение. — Он в арестантской.

В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет быстрым шагом вошел Коробейников.

— Вот, — сказал он, протягивая Трегубову лист бумаги.

— Что это? — спросил полицмейстер.

— Мой рапорт, — с вызовом в голосе ответил Антон Андреич. — В нем подробно изложено, что Яков Платоныч научил меня всему, что я умею и могу с пользой применить на службе.

Лицо Трегубова заметно вытянулось, он бросил на меня быстрый взгляд. А я стоял, борясь с острым приступом благодарности, смешанной где-то даже с нежностью. Аж в глазах защипало. Мой ученик, мой друг. А ведь на него сильно давили наверняка. Но он все равно предпочел мою сторону, несмотря ни на что.

— Ваше высокоблагородие, — обратился Коробейников к Трегубову, прерывая неловкую паузу, — разрешите доложить Якову Платонычу?

— Докладывайте, — разрешил полицмейстер, тоже, видимо, обрадованный, что молчание было прервано.

— От доктора Милца привезли пулю, найденную в теле госпожи Кулагиной. Также я извлек пулю из пролетки. Мой сравнительный анализ двух пуль показал, что стреляли из одного и того же револьвера.