Яков. Воспоминания (СИ)

— Ну, я не знаю, видели меня, не видели! — проорал он. — Я не знаю! Вы что думаете, что я свою дочь из-за денег убил?! Да Вы, Ваше благородие…

— Я к вам городового приставлю, — перебил я его истерику, — на всякий случай.

— Зачем мне это? — встревожился Григорьев.

— Считайте, что для охраны, — сказал я ему на прощание.

Выйдя на улицу, я с удовольствием вдохнул чистый морозный воздух и оглянулся.

Неподалеку от двери сидел на корточках паренек, явно из фартовых. Я приметил его еще при входе. У сыщика на профессионального вора взгляд наметанный. Но решил, что мало ли зачем он тут, может, остановился ненадолго. Однако, я пробыл у Григорьева достаточно, а парень по-прежнему оставался на том же месте. А не Григорьева ли он пасет? Надо проверить.

Я подошел по ближе:

— Кого караулим?

— Чо? — поднялся он мне навстречу с типичной блатной наглостью.

Ну это нам раз плюнуть, не впервой таких осаживать. Я отвлек его внимание, ткнув тростью в грудь, и тут же схватил за ухо специальным прихватом. Чуть дернется — и оставит ухо в моей руке.

— Хочешь, ухо оторву? — поинтересовался я у него. — Ждешь кого?

— Бабу! — взвыл он. — Бабу свою жду!

— Ну так пошли к ней, — предложил я, встряхивая его за ухо.

— Не пойду! —упорствовал он, но я по глазам видел, боится.

— Тогда пошли со мной в управление! — сказал я ему и, как держал, за ухо, повлек парня по улице.

В управлении, освобожденный от моей хватки и посаженный в клетку, он снова осмелел и пробовал куражиться.

— Не знаю, что Вам надо, — ухмылялся он в ответ на мои вопросы. — Может, сплясать?

И выбил чечётку каблуками.

— Дерзкий, значит? —обозлился на него Коробейников. — Понадобится — и спляшешь. Антимоний тут с тобой никто разводить не будет.

— Кто ж тебя к Григорьеву-то приставил? — задумчиво поинтересовался я у задержанного.

И в самом деле интересно. Парень — типичный фартовый. Явно сидел, возможно, и не раз. Такие в одиночку не работают. И с чего же это Обчество заинтересовалось нашим безутешным папашей?

— Не знаю никакого Григорьева! — нагло ответил воришка.

— Дружков своих сдашь, — пообещал я ему, — отпущу.

— Каких дружков? — намеренно-театрально удивился он.

— Я ж их все равно найду, — надавил я на него, — а слух пущу, что ты навел.

Он рассмеялся:

— И какая мне тогда разница!

— Разница такая, — объяснил я ему, — что слух я пущу до того, как их поймают.

Ну, куражиться он перестал, по крайней мере. Понял, что если я исполню свою угрозу, то ему не жить. Его везде достанут. И в камере тоже.

— Зря стараетесь! — он подошел к самой решетке, глядя мне в глаза. — Не знаю я ничего.

Стало быть, либо дело очень серьезное, либо он надеется, что его подельники закончат все очень быстро. Иначе бы испугался и проболтался.

— Ну-ну, посиди, подумай, — сказал я ему и пошел в кабинет.

Коробейников пошел следом за мной:

— Яков Платоныч! Дак морда натурально каторжная! — заговорил он возбужденно. — Они Женю убили! А теперь за отцом ее охотятся!

— Есть пока одна закавыка, — охладил я пыл моего помощника. — Сколько было на теле девушки ножевых ран? А эта публика приучена с одного удара на тот свет отправлять.

— Ну хорошо, — не сдавался Антон Андреич, — убил, может быть, Белецкий. А потом нанял людей, чтобы они отца добили. Ну, за шантаж.

— А что, отец не виновен? — спросил я Коробейникова.

— А за что ж… — Антон Андреич даже руками развел, так удивился. — За что ж ему дочку-то убивать?

Ну да. В идеалистически настроенную голову моего помощника мысль об убийстве дочери отцом может закрасться только по ошибке. Ну или с моего хорошего пинка. Он до сих пор удивляется, когда мужья жен убивают. А уж чтобы отец, да родную дочь!

А вот мне эта версия казалась все более правдоподобной, хотя доказательств ее у меня не было никаких. Даже мотивов я не понимал. Но чувствовал, что прав. И появление в деле фартовых людей, следящих за Григорьевым, косвенно подтверждало мои подозрения. Но излагать эту версию в полноте пока рано. Ее и версией-то не назовешь: ни мотивов, ни доказательств. Одна моя интуиция.

— Как нарочно, все запутано! — возмутился несовершенством мироздания Антон Андреич.

— А кто обещал, — спросил я, — что нам убийцу на блюдечке подадут?

В этот момент в дверь вежливо постучали, и дежурный доложил:

— Ваше Высокоблагородие, к Вам господин Яковлев Степан Игнатьевич!

Яковлев вошел и, кажется, заполнил сразу весь кабинет. Он был крупным мужчиной, косая сажень в плечах. Голову брил наголо. Одет богато, но без франтовства. И от всей его фигуры исходило могучее ощущение уверенности в себе. Колоритный персонаж. Я поднялся ему навстречу.

— Здравствуйте, — поздоровался он первым. — Я хотел бы переговорить с Вами. Если возможно, с глазу на глаз.

Я взглянул на Коробейникова, и тот, без слов все поняв, быстро вышел.

— Благодарен Вам, — продолжил Яковлев, когда мы остались одни, — что дали мне возможность прийти самому. Смею надеяться, что Вы поймете меня, как мужчина, войдете в мое положение.

— Не дело это следователя, в положение входить, — улыбнулся я ему вежливо.