Яков. Воспоминания (СИ)

И он удалился в свой кабинет. А я остался переводить дыхание и гасить гнев. Что-то сегодня все как сговорились испытывать мою выдержку.

Не успел я толком успокоиться, как в кабинет вбежал радостный Коробейников:

— Жолдину Елизавету по Вашему приказанию сняли с поезда! — доложил он.

Ну хоть что-то сделано так, как должно.

— Где она?

— В столе приводов, — доложил Антон Андреич. — Занимаемся оформлением.

— Жива-здорова? — я предполагал, что Лиза сбежала сама, но все-таки несколько беспокоился.

— Живехонька! — подтвердил мой помощник. — При ней обнаружена крупная сумма ассигнациями. Ну, обнаружили при личном обыске, — и добавил неожиданно: — Хорошенькая!

Допрос Лизы, с ее тягой к театральности, превратился в действо, затянутое и крайне громкое. Она то рыдала, то клялась, то кричала. Я бы поручил этот допрос Коробейникову, но он с нею точно не справится.

— Да я побожиться могу, — выкрикивала Лиза, осеняя себя размашистым крестом, — сама Женечка мне их дала!

— Прямо в руку сама вложила, — недоверчиво усмехнулся я в ответ.

— Конечно! — покачала она головой, глядя на меня с безмерным разочарованием. — Господин следователь не верит. Ну что же мне поделать-то, а?

— Не врать, — посоветовал я ей.

— Так я, истинный Бог, одну правду! — продолжала представление Лиза. — Женечка, страдалица, знала, что больше не свидимся. Как сейчас перед глазами стоит, деньги протягивает: «Возьми, Лизонька, может, хоть тебе счастье будет! Полгода житья безбедного! Дружочек мой единственный!» И так смотрела, ах, словно в душу заглядывала!

Да, у барышни явный талант к актерскому ремеслу, жаль, пропал задаром. Вон Антон Андреич глаз с нее не сводит, слушает прямо затаив дыхание! И явно видно, что сочувствует.

— Ну, хватит! — остановил я это представление. — Не в театре же мы на самом деле.

Лиза поняла, что я на ее спектакль точно не куплюсь, вытерла слезы, села с серьезным лицом.

— Знала, что болела подруга твоя? — спросил я ее.

— Что за болезнь? — встревожилась барышня. — Это что, та страшная болезнь?

— Будто других болезней и на свете нет, — усмехнулся я. — Что о Степане Яковлеве знаешь?

— Так это ж богатей какой, — ответила Лиза. — Управляющий его бывал. Вы меня не путайте!

— А деньги тогда чьи? — спросил я.

— Скопила Женечка, — поведала Лиза серьезно. — Она умная была.

— А почему ж ты сама сбежала?

— Все знают, что не нашли у Жени даже копеечки, — ответила девушка. — Вот и опасалась, что меня в воровстве обвинят. Да вы госпожу Анну позовите! Она сама у Женечки спросит все!

Я приказал дежурному увести Лизу. Пусть посидит пока, подумает. А мне некогда разбираться сейчас, украла она эти деньги или нет. Сперва нужно найти убийцу.

Только за ней закрылась дверь, как Коробейников кинулся ко мне:

— Ну так как? Прикажете позвать Анну Викторовну?

Господи, я понял, ты сегодня испытываешь мое терпение. Об одном прошу: в тот миг, когда я не выдержу этого испытания, пусть передо мной окажется убийца. Его не так жалко!

— Да Вы что, Антон Андреич? —напустился я на него. — Будем невиновность девицы, деньги укравшей, доказывать? Да еще и путем призывания духов?!

Коробейников смутился и быстро убрался за свой стол.

Чашка чаю и полчаса тишины сделали свое целебное дело, и настроение мое вновь пришлось в норму. Коробейников за своим столом разбирал содержимое саквояжа Лизы, сортируя пачки денег по значимости купюр. Разложил, принюхался с наслаждением:

— Духи…

Я подошел ближе, потрогал деньги:

— А больше неоткуда такой сумме взяться. Помните, Лиза говорила, что можно безбедно жить полгода? Ровно полгода жизни давал Евгении врач Яковлева.

— Но мы никак не сможем доказать, — возразил мне Антон Андреич, — что это деньги Яковлева.

Дверь распахнулась, пропуская Анну Миронову. Как всегда, взволнованную. И, как всегда, без доклада, разумеется. Как же я был ей рад! Утренняя наша ссора не давала мне покоя, я жалел, что так резко повел себя с ней. Но она пришла все-таки! Значит, простила мне мою грубость?

— Рад Вас видеть, Анна Викторовна, — поднялся я ей навстречу.

— Яков Платоныч! — улыбнулась она мне и замерла, глядя на деньги, лежащие на столе. Подошла, уже без улыбки, дотронулась, посмотрела внимательно. Но, кажется, так и не увидела того, что искала. Развернулась ко мне и сообщила со вздохом:

— Жена Григорьева умерла от побоев.

— Да. Он мне это говорил, — подтвердил я. — На нее напали на улице.

— Ее и дома били, — произнесла она резко.

— Это он Вам сказал? — спросил я, памятуя о том, что она собиралась навестить отца убитой Жени.

Анна Викторовна рассмеялась:

— Конечно, нет!

И в самом деле! Станет Григорьев рассказывать кому-либо, что бил жену. Кстати, это ведь только с его слов известно, что ее на улице избили. Может, он сам ее забил до смерти, а потом придумал это ограбление. Надо будет это обдумать.

— Лиза нашлась, — поменял я тему, желая порадовать Анну этим известием. — Жива и здорова.

— Позвольте мне с ней поговорить, — скромно попросила Анна Викторовна. — Хоть я и не адвокат.