Якутские мифы - Саха θс-номохторо

Тогда шаман выпустил из рук старуху, схватил девушку и начал ее сечь. Девушка тоже попыталась отпереться. Шаман, не слушая ее, продолжал сечь, как сек. Девушка тоже не выдержала: «Постой же, погоди! Может знает этот парень, что лежит в колыбели», — сказала.

Шаман подошел к парню, пощупал его, желая высечь, но парень превратился в булыжник. Шаман понял, что не сможет этот камень высечь, да и поговорить с ним не сумеет. Поэтому шаман повторно стал сечь девушку. Спустя, какое-то время, девушка не выдержала, сказала:

«Хватит! Не секи меня, вон тот бык, наверное, знает, спроси у него».

Шаман подошел к быку и стал сечь его, но бык не обратил на это даже внимания, продолжал лежать так, будто ничего не происходило. Тогда шаман втолкнул в ноздрю быка свою нагайку из железного прута. Тут бык громко фыркнул и из его ноздри вылетел крупный, наполовину почерневший предмет (кут женщины). Шаман поймал его на лету.

«Погляди-ка вот на это! Ай-да старуха, из дьявольского рода, из племени лукавых, одетая в ровдужное платье, имеющая двуличное лицо, нападающая, жадно облизывающая! Как она обидела род солнечной земли, связанный с Верхним миром поводьями, прикрепленными к заплечью! Смотри-ка, как она загрязнила воздух кут женщины, как расстроила ее материнскую кут, как удовольствовалась ее прозрачным салом, как присосалась к ее нежному мясу, как наглоталась ее свежей крови! Утолили они свою жажду, притушили жадность своей глотки, накормили свой желудок, похожий на булыжник, напитали свое все поглощающее бездонное чрево, поели-попили, вдоволь натешили свой язык. А сами пытаются обмануть, не сходя места, отрицать прямо на глазах. Не видят ведь, как это досадно, эх горе мое! Ну же, если впредь, в грядущем будущем, в веках, сменяющих друг друга, вы будете снова отвлекать людей солнечного мира, снова станете похищать родственников существ айыы, связанных с ними поводьями, закрепленными за плечами, если будете доводить до такого же состояния, так же будете их мучить, то тогда обижайтесь на себя, а не на меня! Я тогда вас буду расшатывать вместе с вашим домом; заставлю стенать и вас, и ваш очаг; расправлюсь так, что потеряете свой разум; раскидаю, разрушу до тла; превращу в туман и развею», — произнеся эти слова, шаман откамлал обратно. Гул его бубна исчез вдали.

После ухода шамана старуха раздосадовалась и злобно ропща, стала проклинать свою судьбу:

«Вот, посмотри, по указу Дьылга-хаана, по предназначению Улуу тойона, с самых древних времен установлено, что должны появляться знаменитые, великие шаманы, из числа родственных Джесегею айыы племен, имеющих поводья за спиной, из людей, обитающих в разноцветном Среднем мире, имеющем, усыхая, исчезающие воды; упав кончающиеся деревья; травянистый дерн, на котором образуются тропы. Вот почему я забираю после рождения их, обладающие тридцатью разветвлениями, кут-сюр. Кладу я их в железную колыбель, которая имеет дужку для раскачивания, выгнутую в обратную сторону, сшита веревками с обратной стороны, сколочена она по велению Одун-хана в тридцати местах горбатой, желобок на дне, предназначенный для стока мочи, сделан кое-как. К этой колыбели привязываю я их волшебной верев кой, сплетенной из волос, состриженных с голов семидесяти диких привидений. А затем, криво-косо раскачивая, вскармливая и растирая слюной быка-дракона смерти, я сотворяла же из них самых могучих, кудлатых шаманов, обладающих бессмертной сутью, с непрерывающимся дыханием, железным телом, непоколебимым скелетом; владеющих семидесятью удивительными уловками, восьмидесятью доводящими до сонного состояния волшебными чарами, девятью десятками видов мгновенного оборотничества. Хотя бы один из них подумал в пору, когда сходятся годы войны, когда находится в ущербе буйный месяц, что вот, наверно, бедная наша матушка, воспитывавшая нас в юные годы, сделавшая нас самостоятельными людьми, изголодалась совсем, истощилась от голодовки, и преподнес бы мне по крайней мере какого-нибудь старика или старуху, у которых приблизился конец их жизни, прожиты уже лучшие годы, утолил бы той самой приманкой страдания, причиняемые моей прожорливостью. Где уж там! Вместо этого, когда только раз в конце года мы нашли имеющее теплое дыхание и мягкое тело и сидели, надеясь испробовать его, прибыл, вынюхав свежие наши следы, разыскав старые наши следы, негодный мой старший сын, которого я воспитывала с большим почетом. Он разодрал мою толстую кожу, пролил мою черную кровь, исполосовал мне спину, растянул безмерно мои уши. Раз так, то пусть в будущие времена, в нарождающиеся дни, пусть прекратится навсегда мой долг воспитывать великих шаманов для имеющих поводья за спиной людей подсолнечного мира; пусть кончится навеки моя обязанность снаряжать шаманов, обладающих духами-помощниками. Пусть будет так, что я зареклась благополучием своего дома, пусть будет так, что я поклялась огнем в своем очаге!»