Телефон просигналил сообщением от Толика. Пиво и вобла или шамайка из пивняка уже в холодильнике. В животе заурчало. Не от рыбы, но вот йогурт был бы кстати. Я убрал телефон, расстегнул верхние пуговицы и шагнул со ступеней института.
– Йалка.
Нет! Пусть мне это показалось. Шумно же, можно не услышать. Я прибавил шагу.
– Йалка.
Это прозвучало уже слишком близко, чтобы делать вид, что не заметил. Может, побежать? Ноги в мозолях отозвались болью.
Я остановился. Доли секунды я еще надеялся.
Элина в летнем голубом платье стояла передо мной. Она выглядела обеспокоенной. Наверняка звонила весь день. А я сделал вид, что не заметил.
– Привет.
– Я звонила.
– Угу.
– Я… прости, что не открыла.
– Ладно.
– Просто ты не отвечал, и эти фотки…
– Какие фотки?
– Миша выкладывал, как вы там тусили.
– И как?
– Выглядело весело.
– Было весело.
Не знаю, чего я хотел добиться стеной холодности и отчужденности. Ну, мне казалось, что это именно стена холодности и отчужденности. Я вовсе не продумывал такой сценарий. Я вообще не думал, что мне придется говорить с Элиной. Я даже на какой-то момент вообще забыл о ней. Мне хотелось пойти к Толику, выпить холодной воды, посмотреть, как он ест воблу или шамайку и лечь спать в своей комнате. На матрасе.
Элина взяла меня под руку, и мы медленно пошли к дому. Ее дому. Как? Как она заставила меня идти? Каждый шаг я думал развернуться и побежать в другую сторону. Но продолжал идти. Я шел под руку с Элиной. Она в этом дурацком платье, которое оттеняет мою дурацкую рубашку.
В квартире пахло чистотой. Нехотя я разулся и прошелся по чистому полу. Натертые ноги выдохнули с облегчением. Наш ламинат скрипел не так, как паркет в квартире Миши. Но ощущения все равно приятные.
Я все еще могу снять рубашку, надеть худи и уйти. Но я стою и ощущаю скрип пола под уставшими пятками. Элина ждет.
По крайней мере, выполню домашнее задание Медвога.
Глава 7
Родители после двух дней пути оказались в своем новом доме. Мама тут же упала на кровать плакать, а отец вышел на задний двор. Небольшой, но свой собственный клочок земли. Собственным он стал, когда отец высыпал из пакета землю с участка своих родителей, который продал много лет назад. Он хранил землю втайне от мамы. За что действительно заслуживает уважения. Сохранить что-то в тайне от мамы невозможно. Она могла бы работать сыщиком. Или так уже не говорят? Конечно, о карьере в полиции таким, как моя мама, и думать нечего. Не потому, что она нуоли, хотя мне хотелось бы так думать. В Архангельске много полицейских-нуоли. Мы с Серегой часто их видели на районе. У нас постоянно что-то происходило. Обычно бытовое насилие заканчивалось примирением сторон, так что увидеть, как полицейские заламывают кого-то и ведут к машине, нам не довелось. Но вернемся к маме. Ей не светит такая работа, потому что она склонна делать поспешные выводы. Если бы моя мама работала в отделении архангельской полиции, в городе не осталось бы людей без судимости. Я не уверен, но, кажется, мама была против введения моратория на смертную казнь. Хотя ее никто не спрашивал.
Отец решил на своем голом участке обязательно посадить березу. Не понимаю, откуда в нем взялась эта тоска по родине через два дня после переезда. Не удивлюсь, если он начнет писать эмигрантскую прозу. Прозу, потому что поэзию он не выносит. Когда в школе мне задавали выучить какой-нибудь «Мороз и солнце» и я как заведенный декламировал до дрожи в коленках, отец уходил в другую комнату и делал телевизор погромче (у нас в каждой комнате имелся телевизор, других развлечений мы не знали).
Когда они вошли в новый дом, мама поняла, что свои шторы в цветочек уже никогда не достанет из чемодана. И пусть это прозвучит патетично, у них началась новая жизнь. С барбекю по выходным, стрижкой газона и походами на природу. Мои. Родители. Начали. Новую. Жизнь.
А моя старая никак не заканчивалась.
После тягучих, липких и душных выходных я забрал оживший в рисе телефон и пришел в офис. Не мог же Игорь просто повесить амбарный замок на дверь. Атмосферу можно было резать ножом. Это значит, она была тяжелой.
Игорь с опухшими глазами (все выходные плакал) подписывал стопки платежей, которые подсовывали ему Яна, Лена и бухгалтер Ира, которая работала на аутсорсе. Она перетащила в офис коробки с документами, которые ей предстояло отработать в ближайшие недели. Андрей нашел новую работу. И сказал, что я тоже могу пригодиться, если мне надо. Мне надо. Наверно. Другой Андрей, обычно молчаливый и исполнительный, больше не приходил в офис. Игорь начал процедуру банкротства. Но обещал, что лично от себя выплатит нам по сто тысяч. Яна готова была вырвать ему кадык. И она бы это сделала. Легко.
Никогда не думал, что мне захочется выть. Мне хотелось выть.
Каждый день я приходил в офис и смотрел в монитор в каморке, которая, как оказалось, мне нравилась. «Северная» после моей комнаты у Толика была лучшим местом на свете.