Натали вместе с букетом сползла на пол, уткнулась в колени и завыла. Я никогда не видел, но слышал про женские истерики. Мне не хотелось это видеть. Но не уходить же. Когда-нибудь она перестанет.
Я разулся и присел на корточки рядом. Она подняла голову, всхлипывая и дрожа плечами, икнула. Потянулась к моей маске. Ради Всего Сущего, я сам! Быстрым движением я снял маску и положил на обувную полку в надежде, что Натали регулярно ее протирает.
Что творилось в этой головке? Цирк. Фантасмагоричный, параноидальный, извращенный. Я бы даже хотел посмотреть, куда зайдет, но то ли голубые, то ли серые глаза Натали молили, чтобы я остановил ее. И вот это уже никакой не ромком. Да и не был им никогда.
Я словно подглядывал в замочную скважину.
Она тонкая, угловатая. Он большой и нелепый. Неловкие движения обоих в начале. Она вздрагивает от каждого касания. Ей непривычно. Она не знает, как обходиться без поцелуев. Он знает, как обходиться без поцелуев. Иногда она плачет, иногда смеется. Иногда ее тело дрожит, иногда неподвижное, словно мертвое. Конец наступает неизбежно. Даже для нее.
После. Она рассказала, что отец выгонит ее из квартиры, если она не возьмется за ум. Я спросил, как определить, что кто-то взялся за ум. Натали не ответила. Чтобы взяться за ум, нужно сначала его отпустить.
Я знал, что это последняя встреча. И Натали знала, наверно. Она что-то шутила, говорила, как мы встретимся через год, когда она вернется с итальянским акцентом и широкими бедрами. Я шутил в ответ. Но она не смеялась.
Мне хотелось уйти. Прощание затянулось. Не фееричное и с помпой, как у Игоря, а вялое, липкое. Тошнотворное.
Когда я наконец вышел от нее, уже светало. Я спрятал маску в карман, надвинул капюшон и пошел. А Натали спала, обняв подушку. И пионы все еще валялись у входной двери. Завтра Натали их обнаружит, но реанимировать не сможет. Наполнит ванну холодной водой, положит в нее цветы, пыльно-розовые лепестки будут медленно опускаться на дно. Зря я отказался от химической подкормки за триста рублей.
Натали помирилась с родителями и уехала в Марангони. Кажется, дизайн. Или что-то вроде того. У нее не было выбора. А может, был. Я мог сказать – бросай семью, мы справимся. Смешно. Интересно, Натали ждала какого-то поступка от меня? Уже в самолете она написала мне:
Она ничего от меня не ждала. Больше того. Умела поставить твердую точку.
Есть в этом мире просто женщины? Без сложного внутреннего мира. Как моя мама, например.
Родители ждут меня на Рождество. И я купил билет. Увижу Серегу.
Мише я объяснил, что не буду у него работать. Не потому, что не смогу смотреть в его прекрасные карие глаза. Смогу. На мне же маска. Но противно даже думать о том кабинете в сером здании, каким бы великолепным ни был пол. Миша сказал, что я сделал правильный выбор. Он и сам бы свалил, но надо платить долбаную ипотеку. Мне хотелось бы знать, что у них с Натали. Но я не спросил. А может, мне неинтересно уже. Миша пожелал мне удачи с поиском работы, он даст знать, если соберет группу в Мурманск. Не соберет.
Мурманск. Я же ничего не теряю.
Я отправил резюме и самое теплое сопроводительное письмо из всех, что я когда-либо писал и читал в интернете. Я исполнительный. (Иногда мог по несколько дней не открывать рабочую почту.) Ответственный. (Когда заметил опечатку в слове «какачество», никому не сказал. Листовки уже ушли в типографию. Потом обвинили корректоров.) Амбициозный. (Мои амбиции так высоки, что я до сих пор ищу себя. Вы не пожалеете, взяв меня на работу гидом по псевдодеревне нуоли.) Кто, если не я! (Псевдонуоли.)
Мне пришел ответ на следующий день. Хотя у меня нет нужных навыков, в письме я был убедительным. Умение убеждать. Надо внести это качество в резюме.
По законам жанра тут должен быть рассказ о чуде. Например, я прошел отбор на участие в стендап-фестивале в Москве. Вошел в лонг-лист. Организаторам так понравилась моя импровизация, что они даже не запросили весь материал. И я, отказавшись от дурацкой работы в Мурманске, еду покорять столицу. Трепещи, мир! Трепещи, Антон со своими «Лужниками»!