Янка Купала

Потому Купала в своем открытом письме к издателям «Альманаха-календаря...» ц писал: «К стране, в которой идет тяжелая, непомерная борьба за свою национальную и культурную независимость, а также к ее представителям, работающим ради идеи, а не ради неких афер, должны бы люди, у которых еще не погасло чувство человеческого достоинства, относиться более корректно и с более высокородным уважением». Строки открытого письма Купалы появились в газете «Новая Русь» 18 декабря 1909 года, появились благодаря поддержке как русских, так и новых белорусских друзей поэта. Как раз с «Новой Русью» был близко связан Евген Хлебцевич — в то время студент Петербургского университета. Он и помог Купале успокоиться, обрести душевное равновесие после столь неудачного представления его в альманахе и в новом, 1910 году, который, собственно, еще и не начался.

Вообще 1910 год даст примеры такого корректного отношения к Купале, к белорусскому слову, такого к ним «высокородного уважения», что, зная их, недоразумение с альманахом нельзя воспринять иначе как фарсовый случайный эпизод. Ведь и впрямь это же в 1910 году, правда в конце его, в ноябре месяце, Максим Горький после знакомства с «Жалейкой Янкі Купалы» и «Пе-снямі-жальбамі» Якуба Коласа писал об их авторах с Капри слова, знай которые Купала в 1910 году, сердце его наверняка зашлось бы от радости.

Что же писал Максим Горький?

В письме от 7 ноября известному украинскому писателю, своему другу Михайло Коцюбинскому: «В Белоруссии есть два поэта: Якуб Колас и Янка Купала — очень интересные ребята! Так примитивно-просто пишут, так ласково, грустно, искренне. Нашим бы немножко сих качеств. О господи! Вот бы хорошо-то было!» И 21 ноября А. С. Черемнову: «Знаете Вы белорусских поэтов Якуба Коласа и Янку Купалу? Я недавно познакомился с ними — нравятся! Просто, задушевно и, видимо, поистине — народно».

Вспоминается не без улыбки. Довольно долгое время некоторые критики, цитируя М. Горького, опускали отдельные слова. «Примитивно-просто пишут...» Не оскорбительно ли? Не бросает ли тени? Невдомек было им, что слова эти в устах М. Горького были похвалой, идущей от сопоставления творчества Купалы и Коласа с модернистской поэзией. Та, как известно, не была ни примитивной, ни простой, а, напротив, такой усложненной, что именно простоты и начал желать ей Горький. «Просто, задушевно и, видимо, поистине — народно» — вот формула горьковского понимания Купалы «жалейковского», а не всего Купалы, которому — прочти его Горький после «Жалейки» — он мог бы уже тоже пожелать «немножко сих качеств».

Чувство досады, вызванное ошибкой издателей «Альманаха-календаря...», в настроении петербуржца Купалы все же не преобладало. В столице поэта с большой радостью встретил профессор Бронислав Игнатьевич Эпимах-Шипилло. Однажды распахнув перед поэтом дверь, он из гостеприимной своей квартиры его уже никуда не выпустил. В общем, принял, как иной отец сынов своих не принимает. И все люди, близкие к Эпимах-Шипилло, стали близкими и Купале. А было их немало, объединенных не только издательским делом, товариществом «Заглянет солнце и в наше оконце», но и чувством землячества, идеей культурного возрождения Белоруссии, просвещения народа и просто искренностью, сердечностью, бескорыстием — первые из черт, которые в профессоре и его друзьях видел Купала.