— Леди Иона, вы переоцениваете нашу осведомленность. Как и свою собственную.
— Хотите сказать, что не было никакой тайны?
— Миледи, если бывают в мире тайны, повергающие в бегство генералов, — кто из нас так глуп, чтобы болтать о них?
— В мире бывают тайны, ради которых бросают в темницы. А мы сейчас направляемся в темницу. Не забывайте об этом.
— Благодарю за напоминание. Не забудьте и вы: угроза — обоюдоострый клинок. Много ли тайн известны вам самой, миледи? Чем это грозит вам?
Иона не ответила: тайный ход окончился. Фонарь в руке Сеймура осветил тупик. Сеймур дернул рычаг, и стена ушла в сторону. Они вступили в новое подземелье, и тут Эйлиш рванулась вперед, обогнав и кайра, и Иону. Не имея фонаря, она ринулась в сумрак, расставив руки, но не касаясь стен, щупая воздух. Ее пальцы двигались так, будто воздух имел плотность и форму. В какой-то миг Эйлиш замерла и повернулась влево. Джо разглядел дыру — грубый пролом в стене. Эйлиш сунулась туда, и Лахт Мис, доселе сдержанный, быстро рванулся за нею. Два закатника очутились в глухом каменном мешке всего лишь в несколько шагов длиною. Они замерли, прижавшись спинами друг к другу, и Джо услышал слова той загадочной молитвы. Потом закатники стали ощупывать стены камеры. Они двигались медленно, внимательно, будто каждый камень был словом в очень важной книге, и они боялись пропустить хоть одно. Даже железная рука Лахта тянулась к стенам. Конечно, она не ощущала ничего, однако Лахт не мог сдержать этого жадного движения.
Что за чертовщина происходит?! — хотел спросить Джо, но не раскрыл рта. Темное таинство происходящего выглядело столь священным, что все зрители замерли, боясь лишний раз вдохнуть. Но вот Эйлиш прижала руки к груди и сказала — простонала:
— Боги!..
— Боги, — эхом ответил Лахт Мис.
— Что вы узнали? — потребовала Иона.
Эйлиш вышла из камеры. Даже в тусклом свете была видна печать на ее лице: отражение запредельного, непознаваемого величия. Протянув руку к лицу Ионы, нежно коснувшись щеки, закатница шепнула:
— Ваш муж — счастливый человек…
Иона отдернулась и жестко повторила:
— Узник Уэймара — кто он?!
Но вдруг замерла. Что-то случилось с нею, что-то проникло в нее. Холодное лицо на миг исказилось, наполнившись темным, сумрачным знанием.
— Счастливый человек… — повторила Иона и овладела собою. Открыла другую дверь, подняла фонарь, осветила коридор, ведущий вверх. — Благодарю вас, леди Эйлиш. Добро пожаловать в Уэймар.
Стрела — 11
Город Арден отстоит от Фаунтерры на шестьдесят миль, или четыре часа поездом, или день кораблем. Основанный в первом веке от Сошествия, он стал одним из старейших городов Полариса. На Сладкие Века пришелся расцвет Ардена: мириамские короли перенесли туда свой двор, чтобы шум и грязь Фаунтерры не мешали им наслаждаться жизнью. На двести лет Арден сделался малой столицей Полариса, чертогом роскоши и удовольствия для немногих избранных, кому хватало денег поселиться там. Чернь вовсе не допускалась в Арден; лишь те простолюдины, что обслуживали двор и носили браслеты с мириамским гербом, могли ходить по улицам города. Зато темнокожие короли, славившиеся любовью к животным, наводнили Арден всевозможными зверями. Наряду с собаками и котами несчетных пород, тут вышагивали страусы, прятались в тенях лемуры, скакали по ветвям аллей голосистые макаки, приставали к прохожим олени, покусывая за рукава и клянча корма; под ногами похрюкивали умильные мохнатые литлендские свинки. По сей день не перевелись некоторые самые цепкие породы: по чердакам все еще лазят мартышки, обучившиеся мастерски воровать припасы и браниться с домохозяйками; в парках пасутся зебры, почему-то измельчавшие до размеров овчарки.
Однако слава города померкла с Багряной Смутой: мириамцы были сокрушены, а практичные янмэйцы перенесли летнюю резиденцию в Маренго — приморский город давал больше пользы, чем речной. Арден застыл в развитии, будто накрытый колпаком, непроницаемым для времени. Ничто новое не строилось, ничто не подвергалось переменам — мещане не имели лишних денег. Они выживали на том, что оставил по себе королевский двор: шили одежду в мастерских, прежде обслуживавших королей; делали гвозди и подковы в кузницах, прежде ковавших мечи и шпаги; собирали яблоки и груши в королевских садах; ловили рыбу на лодках, в которых когда-то мириамцы катали своих темнокожих барышень. Дома подвергались бесконечному ремонту, становясь пятнистыми из-за отличий камня; экипажи использовались так бережно, что переживали четыре-пять поколений извозчиков. Шутили, что скорее в Фаунтерре рухнет цитадель, чем арденец сносит пару сапог.