Северяне двинулись дальше — век за веком вдоль истории Блистательной Династии. Ольгард Основатель, Кристиан Законотворец, Эвриан Расширитель Границ, Юлиана Великая… Впрочем, Эрвин не всматривался в отдельные надгробия. Он имел время лишь на то, чтобы быстрым взглядом охватить общий стиль. В основе всех янмэйских интерьеров лежал строгий прагматичный порядок. Поверх него, все больше век от века, наслаивались изящные детали и метафоры. Все более тонкие черты отражали портреты владык, все больше строк текста испещряли крышки саркофагов. Рисунки на стенах становились все символичнее, иносказания и знаки все сильней вытесняли явный смысл. После Юлианы Великой символизм достиг вершины: человек, не посвященный в традиции Династии, не понял бы ничего. Жизненные сценки напрочь исчезли с фресок; все заполнили мудрые изречения, карты и схемы, геральдические вензеля. Янмэйская культура в своем расцвете: все обрело двойной и тройной смысл, простота и наивность сделались наибольшими пороками.
— Это здесь, милорд?.. — спросил кайр Джемис, выдернув сюзерена из философских глубин.
— Что, простите?.. Нет, видимо, еще ярусом ниже.
Они вышли на последний пролет лестницы. Видимо, чтобы подчеркнуть торжество инженерии, здешняя дверь была снабжена искровым замком: где-то кто-то дернет рычаг — и засовы задвинутся сами собою. К счастью, она была открыта. Кайр Джемис использовал два кинжала как клинья и застопорил дверь. Прошагав последние двадцать ступеней, Эрвин сошел на седьмой ярус — во времена владыки Мейнира, его сына Телуриана и владычицы Ингрид.
В отличие от прочих, круглых этажей, этот имел восьмигранную форму — должно быть, во имя священного числа. Искровые огни горели здесь намного ярче, отражаясь в полированном мраморе гробниц, играя золотым бисером букв. В центре зала, обнесенная изящной оградой, открывалась лесенка вниз — в Праматеринскую крипту. От нее лучами расходились ряды императорских саркофагов. Два ряда стояли без крышек — ожидали грядущих покойников. Вот ложе, заготовленное для Адриана, а вот — будущее пристанище Минервы… Владычицу Ингрид было легко найти: Эрвин отошел на две гробницы назад от пустых рядов и увидел знакомый морщинистый лик, вырезанный в мраморе.
— Она, — сказал Эрвин.
Кайры обступили саркофаг.
— Милорд?..
Он понимал их сомнение. Ему тоже было не по себе от того, что предстояло сделать. Осенив себя священной спиралью, Эрвин сказал:
— Прости, Светлая Агата. Большая угроза заставляет меня нарушить покой усопших. Ты видишь и знаешь, что только ради защиты Империи я иду на святотатство.
Поразмыслив, он добавил:
— Простите меня и вы, владычица Ингрид. Вы немало запутали всех, взяв любимый Предмет с собою в могилу. Мне придется позаимствовать его ненадолго. Клянусь, что верну сразу, как только устраню опасность и покараю злодея.
Еще раз сотворив спираль, Эрвин кивнул кайрам:
— Открывайте.
Шестеро воинов разом налегли на крышку. Она тронулась, издав низкий пугающий скрежет. Сдвинулась на фут и замерла, открыв темную щель. Резкий запах изнутри заставил всех отшатнуться. То не был знакомый смрад разложения; то был сухой, удушливый запах пыли, ветхого тряпья, брошенного дома. Двое воинов закашлялись, Эрвин зажал нос.
— Сдвиньте еще, ничего не видно.
Кайры налегли вновь.
— Нет, стойте. Не шевелитесь, молчите!
Сквозь скрежет камня и кряхтение людей Эрвину послышался странный звук: не то свист, не то шипение. Он шарахнулся от саркофага, ожидая змеи, что вот-вот выползет оттуда. Но змея не появилась, а звук стал тише и вскоре вовсе пропал. Несколько кайров, тоже слышавших его, внимательно осмотрелись. Нет, ничто не изменилось, никакая опасность не возникла в поле зрения.
— Продолжайте, — скомандовал герцог.
Его люди уперлись в крышку, но теперь она не желала поддаваться. Угол мраморной плиты навис над пустотой гробницы, и крышку перекосило.
— Поднажми! — рявкнул Сорок Два.
Еще несколько кайров взялись за плиту. Дюжина воинов нажала разом, стиснув зубы от натуги. Крышка качнулась, но не поддалась.
— Тьма вас сожри! Жмите всею силой!
Они вдавились в мрамор, кряхтя, краснея. Сам Сорок Два уперся в угол; крышка шатнулась, тронулась с мертвой точки…
— Постой! — воскликнул Эрвин, ибо ему снова послышался звук: на сей раз не свист, а урчание какого-то механизма.
Но как раз в тот миг плита перевалилась через точку равновесия и двинула вперед, ускоряясь под собственным весом.
— Держи ее! — заорал Джемис, но было поздно.
Плита с сокрушительным громом рухнула на пол. От грохота потемнело в глазах; брызнула мраморная крошка. И сама плита, и пол под нею покрылись паутиной трещин. Запах мертвой пыли взметнулся над саркофагом и скоро померк, будто серая волна вырвалась и умчалась прочь. Все звуки погасли разом.
В кромешной тишине раздался нервный смешок герцога:
— Отличная работа! Славно почтили владычицу! Молодцы.
С отблеском ухмылки на лице он заглянул в нутро саркофага. Замер, побледнел. Ледяная усмешка так и застыла на губах.