— Нет, — покачал головой лорд Вардас. — Но вас ведь задевает факт вашей незаконнорожденности?
— Не задевает. — А вот сейчас мой голос меня не предал. — Мне не стыдно от того, что я бастардка! Да, лорд Вардас, меня всегда называли именно так, даже слуги.
В комнате повисло напряженное молчание, краем глаза я заметила, как напрягся и подался вперед Легарт, готовый вот-вот вскочить и вмешаться в разговор, лишь бы я не наговорила лишнего. Ортис сидел, словно каменное изваяние, на его лице не отражалось никаких эмоций, только слегка раздутые крылья носа выдавали небезучастность старого дознавателя. И только Вардас был абсолютно закрыт для выражения своих чувств. В бездне глаз ничего не отражалось, кроме той самой темноты, которой он принес клятву верности.
— Родственники считали меня позором и пятном на чести Дома! — продолжала я. Теперь мне было не страшно. Может, канцлер поймет наконец и отпустит восвояси, решив, что такая невеста не подойдет его венценосному племяннику? — Каждый раз мне напоминали, как я должна быть благодарна за милость деда: ведь он оставил при себе дочь, опозорившую весь род. Но знаете что? Лучше бы он нас с мамой изгнал, проклял и навеки забыл наши имена.
Наверное, стоило все же помолчать — было видно, как неприятно слушать это кузену. Он опустил голову и задумчиво тер лоб. Но остановиться я не могла. Все, что жило во мне, рвалось наружу: хотите знать правду обо мне? Вот она. А в глазах грозного канцлера появился интерес.
— Если уж маме не суждено было остаться с моим отцом, то лучше бы мы жили где-нибудь в глуши, вдали от мира и его интриг. Вдвоем. Были бы счастливы, несмотря ни на что. Тогда, возможно, мама прожила бы дольше!
— Мне нужно, чтобы вы рассказали о том, что сказала вам Регина Лаускалитас! — выражение лица Вардаса снова стало холодным и безучастным.
— Это что-то изменит?
— Да!
— У меня нет права рассказывать, — честно призналась я и посмотрела в сторону ошеломленного Легарта. Потом виновато попросила: — Прости.
— Почему? — сквозь зубы выдавил лорд Вардас.
— Потому что она пришла с покаянием.
Хотя сложно было назвать полупьяный бред тетки исповедью.
— У вас нет посвящения, леди Браггитас, — сдержанно вымолвил канцлер. — Вы не имели права отпускать прегрешения этой женщине, поэтому прекратите ребячиться. Довольно! Она являлась подозреваемой в государственной измене. Если я скажу, что она причастна к смерти вашей матери, вас это успокоит? Вы знали, что Инге Браггитас умерла не от болезни, что она не покончила жизнь самоубийством, как утверждали многие очевидцы?
Я отрицательно покачала головой.
— И после этого вы будете и дальше скрывать все, сказанное Ренатой?
Не знаю, зачем я посмотрела на кузена, который сидел неподвижно и хмурился. Наверное, мне нужна была поддержка, которой не хватало после обители, где всегда имелись наставники, готовые выслушать и поддержать. Уловив мой взгляд, кузен кивнул и прошептал одними губами: «Все хорошо». Сглотнув засевший в горле ком, я мысленно кивнула самой себе:
— Мне нечего добавить к вашим словам, господин Вардас… Кроме того, что все трагические события в моей семье как-то связанны с борьбой Домов за Красный трон.
Стоило мне закончить фразу, как Вардас потерял ко мне всякий интерес. Впав в задумчивое состояние, он направился к выходу из кабинета, бросив напоследок:
— Пусть леди отдохнет. Завтра похороны Ренаты. А потом необходимо готовиться к приему в королевском замке, осталось мало времени.
С этими словами канцлер взялся за дверное кольцо, но я опередила его, решив все же поделиться своим ночным видением:
— И еще, господин канцлер! Может, мне и привиделось, но в комнате, где состоялась моя встреча с Ренатой, прямо из тени словно бы появилась черная змея…
— Змея?
— Да, как угольная пыль, такая призрачная, дымчатая, что ли.
Вардас застыл, и на его каменном лице впервые промелькнула тень улыбки:
— А вот это интересно, леди Браггитас, очень интересно…
Он поспешно вышел, не притворив за собой дверь.
Ортис устало провел рукой по лицу, потер глаза.
— Менталист хренов, — с досадой произнес он.
Легарт подошел ко мне и заботливо спросил:
— Ты как? — На физиономии кузена отобразились беспокойство и забота.
— Нормально, — честно призналась я. — А что случилось?
— Ничего, — уклончиво ответил Браггитас. — Пойдем, я проведу тебя в твои покои, отдохнешь. Завтра будет сложный день… приедут дети Ренаты.
Ну да, похороны. Яргин и Эсме. Не хочу ни вспоминать о них, ни встречаться с ними. Что может быть хуже воспоминаний о тетке? Только воспоминания о ее детях.
Дорогу назад я не так уж прекрасно помнила, поэтому, уверенно шагая по коридорам и залам, благосклонно позволяла идущему позади Легарту в случае заминки направлять меня в нужную сторону.