Янтарь в болоте

Назначая прогулку именно на это время, княжич явно знал, что говорил, – народу им попадалось совсем немного. И никто, к облегчению Алёны, не косился осуждающе, только вежливо раскланивались и бросали любопытные взгляды. Отношение дворцовых обитателей не очень-то ее заботило, больше тревожила расплывчатость и переменчивость правил. Она никак не могла понять, что здесь все-таки запрещено, что – допустимо, а что – само собой разумеется? Понимала, отчего так выходило, но легче от этого не делалось.

Разговаривали о необременительной ерунде, шли нога за ногу, спокойствие и тишина почти дикого леса радовали глаз и услаждали слух, и после долгой прогулки по Китежу это впрямь получился отдых. Алёне было легко и уютно, повода задуматься о дурном или тревожном не возникало, прежняя скованность с княжичем тоже прошла. Да и Ульяна держалась много спокойнее и увереннее, чем с девушками, – верно, сказывалась привычка к общению с братьями.

И до поры все было тихо и благостно. Но вдруг ветки сбоку затрещали, в лицо пахнуло холодом и гнилью. Княжич в растерянности замер, словно что-то почуял, попятился. Алёна не успела задуматься, отчего запах этот и ощущения кажутся знакомыми, но чудом удержалась от того, чтобы пробудить янтарь. А через мгновение они оказались окружены.

Оглушительно завизжала Ульяна, ругнулся Владислав. Алёна подхватила подвернувшуюся под ногу палку и постаралась прикрыть собой голосящую подругу. Она отчетливо понимала, что проку от сухой тонкой ветки не будет, и жалела, что княгине не положено носить при себе кинжал.

Слаженно вышло – через мгновение Ульяна оказалась в середине небольшого круга.

Двух кругов. На тропинке, хрипя и ворча, топталась целая стая мрунов – нежити, поднявшихся зверей. Самый большой страх припозднившегося одинокого путника: словно красные угольки в глазницах, проявление чар. Зловеще и жутко это выглядело даже теперь, среди бела дня, а уж в ночи такое увидеть – не приведи Матушка.

Со всего леса небось собрались. Больше всего тревожил огромный медведь с облезлой шкурой и гнилыми боками, из которых на землю падали куски с шевелящимися внутри насекомыми: гнилой или нет, а когти будь здоров! Пара волков – один посвежее, почти не тронутый разложением, и один уже полускелет, державшийся на одних только чарах. Несколько собак: одна крупная, охотничья, и три мелких, безродных, не больше лис. Которых тут тоже было штук пять.

От зловония резало глаза. Ульяна, быстро сорвав голос, со всхлипом закрыла лицо ладонями.

– Отчего не нападают? – задала Алёна самый важный сейчас вопрос, невесть к кому обращаясь.

Она была спокойна и насторожена и мрунов не очень-то боялась: твердо решила плюнуть на наставления Стеши и, если кто бросится – сжечь к чернукам. Но нежить отчего-то медлила, не стала спешить и алатырница.

– Не знаю! – нервным, дрогнувшим голосом ответил княжич. Он сжимал в руке кинжал, до того висевший на поясе, но неуверенно, неловко, и острие едва заметно выплясывало. – У меня оберег есть, может, он не пускает? – Дмитрий опомнился, полез за ворот, переложив оружие в левую руку.

– Не доставай и не трогай, вдруг собьется. Дай! На. – Алёна решительно забрала кинжал и сунула взамен палку, а Дмитрий так растерялся, что даже не попытался воспротивиться, послушался легко и сразу, сжав новое оружие обеими руками. – Заговоренный? – спросила она придирчиво.

– Должен быть… – В голосе наследника не было ни малейшей уверенности.

Алёна молча кивнула. Примерилась к неудобному, не по руке, кинжалу – слишком длинный, слишком тяжелый. Покрутила в пальцах, перехватила половчее и быстрым движением полоснула по горлу ближайшего волка. Тот захрипел, отступил, красное пламя в глазницах мигнуло.

Заговорена сталь оказалась на совесть.

– Надолго чар хватит? – спросил Владислав, он тоже был с кинжалом и держался не в пример лучше Дмитрия.

И оставалось только порадоваться дворцовым порядкам и дворянским обычаям, благодаря которым мужчины почти всегда носили при себе оружие.

– А леший знает! – отозвался княжич. В голосе отчетливо звучал страх, но Дмитрий пока не сдавался. – Стражники где, должны же почуять?! – пробормотал он себе под нос с отчаянием.

Алёна понимала страх княжича: простым людям без янтаря в крови такая свора – смерть. Именно поэтому она не стала говорить, что стража могла и не заметить чар, поднявших мрунов, если их хозяин подобное предусмотрел. Это сложно, но всяко не сложнее, чем поднять и натравить эдакую ораву. Зачем пугать еще сильнее? Она с мрунами справится, не таких бивали, но пока еще медлила и тянула время. Вдруг стража все-таки заметит?

Когда на дорожке впереди молчаливой тенью возник еще один пес, алатырница не сразу поняла, что собака живая, а не отставший от товарищей мрун. Зверь с разбега грудью сшиб волка, повалил, с рычанием вгрызся в гнилое горло – уверенно, как обученный. Челюстям неделянца вполне хватало силы и размера, чтобы оторвать нежити голову, а значит разрушить держащие ее чары.