Янтарная камера

Два десятка заключенных рыли канал вместо экскаватора. Люди падали от усталости, еле выбрасывали землю.

Водитель экскаватора, вольнонаемный парень, выбрался на крышу своего железного чудища. Он развалился там, курил и меланхолично поглядывал на муравьев, копошащихся внизу. Потом сжалился, бросил им пару сигарет. Но охранники мышей не ловили. Прозвучал резкий окрик, и расстроенные работники стали затаптывать сигареты в землю. Зона для некурящих, будь она неладна!

Остальные продолжали рубить лес. Звенели двуручные пилы, летели щепки. У людей отнимались руки.

Особое удовольствие доставляло выкорчевывание пней. Мужики били землю кирками, ломами, вгрызались в нее штыковыми лопатами. Они выкапывали корни, насколько было можно, потом их перерубали топорами, наваливались на пень, переворачивали.

Двоих придавило – слава богу, не до смерти. Они кричали, переплетясь в замысловатый клубок, звали на помощь.

– Вы что там, голубки, сексом занимаетесь? – осведомился Шлыпень.

Товарищи помогли им выбраться из-под пня, растащили. Смеялись только охранники, остальные не видели в происходящем ничего веселого.

Окончание этого дня было окутано туманом. У работяг не было сил вскарабкаться в машины.

– Может, вам лифт построить? – осведомился вертухай. – Сейчас все будет, братва. Он у нас есть. Коротун, отоварь вон того недотепу по загривку, что-то медленно он лезет!

Есть Алексею не хотелось, мысль об испорченных продуктах навевала тошноту. Иногда ему казалось, что провиант здесь сознательно гноят, чтобы унизить людей еще больше. Дико болели мышцы. Он едва ли не ползком добрался до кровати, повалился ничком.

В заначке осталась таблетка. Лекарство действительно притупляло боль. Но это на завтра.

Внезапно погас свет не только в бараке, но и во всем лагере. В окна не светили прожектора.

«Авария на подстанции», – подумал Алексей.

Недовольно ворчали люди, не успевшие добраться до спальных мест. На улице тревожно перекликались охранники. Кто-то орал, что свет скоро будет, замкнуло что-то. В принципе, без разницы.

Рядом ворочались товарищи, кряхтел Бортник.

– Эй, харьковский, ты чего молчишь? – прошипел Ратушенко. – Темноты боишься или спишь уже?

– О прошлом мечтаю. – Алексей вздохнул. – Помнится, в общаге школы милиции однажды вечером выключили свет. Девчонка рядом сидела. Так эта ночь без света оказалась, пожалуй, самой интересной в моей жизни.

История была реальной. Общага была другая, а остальное – чистая правда. Через девять месяцев родилась дочь. Еще через пять лет она погибла в страшной автокатастрофе, которая до сих пор являлась Корнилову каждую ночь.

– А поутру они увидели друг друга и ужаснулись, – заявил Ратушенко. – Ты женатый, Алексей?

– Нет. – Он не стал углубляться в дебри личной жизни.

– Я был, – сказал сосед. – А вот сейчас…

– Разведенный, как спирт? – осведомился Бортник.

– Примерно так, – согласился Ратушенко. – Только разведенный спирт – это водка, эликсир жизни, так сказать. А с моим разводом полная фигня. Сложно все, сам порой не понимаю, что со мной происходило.

Включилось электричество. Заурчал генератор, упрятанный в недрах подвала соседнего здания. Загорелись прожекторы, освещающие территорию «тюрьмы народов».

– Бог есть свет! Возрадуйтесь, миряне! – с пафосом объявил вертухай Ефрем.

Видимо, в прошлом он совмещал профессии надзирателя и священника. Загоготали остальные охранники у него за спиной – рыхлый Бегемот, усатый Крысич. Свет они выключать не стали, видимо, посчитали, что с ним уставшим работягам спать комфортнее.

– Подъем, поганцы! С радостью сообщаю вам, что наступает новый рабочий день. Считаю до десяти, и в кроватях никого не остается! Восемь, девять…

Алексей снова брел в толпе, украдкой сунул под язык таблетку. Ему все труднее становилось наблюдать за собой со стороны. Перловку, поданную на завтрак, вполне можно было набивать в стволы древних фузей.

За сим последовала тряска в грузовиках по раскисшей дороге, которая с каждым днем становилась все менее пригодной для езды. Машины буксовали, с ревом выбирались из колдобин, забитых грязью.

Конец октября был ничем не примечательным. Температура плюсовая, несколько делений от ноля. Постоянно дул промозглый ветер, над головой плыли низкие тучи. Им не было ни конца, ни края.

– Пасмурно, как в Лондоне, – проворчал Бортник, поднимая воротник и кутаясь в рукава фуфайки.

– Ага, у нас тут все, как в Лондоне, – буркнул Ратушенко. – Смокинги из прачечной сейчас возьмем и пойдем на Трафальгар.

Мужиков ждала великая радость. Машины подвезли бензин и солярку!

– Ликуй, народ! Что-то не вижу на ваших лицах бури положительных эмоций! – издевался Шлыпень.

Людям было все едино. Ревела техника, кипела работа. Руки людей машинально делали свое дело, голова не думала. Взлетали топоры, визжали пилы на матерной ноте «ля».

Он чувствовал смрад, исходящий от него. Одежда и тело пропитались потом, грязью, въедливой гарью. О душе и смене белья оставалось лишь мечтать. Волосы слиплись, щетина густела с каждым днем.

«Скоро Хэллоуин, – подумал Корнилов. – Нам и рядиться в нежить не надо».