Янтарная камера

– Как-то так, – заявил Шаховский. – Мне жаль, что в вашей комплексной бригаде произошли потери. Придется потрудиться за себя и за того парня. Эти люди оказались лжецами. Один выдавал себя за механика с автобазы в Троеполье, другой – за фрезеровщика с механического завода в Славянске. Возможно, они какое-то время работали там. При этом оба воевали в российско-террористических войсках, с которыми ведут борьбу наше правительство и народ. Эти люди убивали наших солдат, покушались на целостность государства. Варенин полгода назад прибыл в Троеполье, выдавал себя за участника АТО, пользуясь бардаком в нашей воинской отчетности. Костюкович до сих пор числится в штате разведывательной роты бригады террористов. Он бежал из столичного региона, где вел подрывную деятельность, прибыл на Ровненщину, выдав себя за другого. СБУ не успела перехватить его. Но у нас есть собственные источники информации. Все в порядке, господа, награды нашли героев. Если вы настоящие граждане Украины, лояльны нашей стране и президенту, то вам нечего волноваться. – Хищная улыбка перекосила холеное лицо. – Продолжаем в том же духе. Если у кого-то из вас имеются такие сведения о соседях по бараку, то милости просим, как говорится. Доверяйте нам, господа. Мы же с вами одна большая семья, разве нет? А что главное в семье? Правильно, доверие. – Шаховский медленно двинулся вдоль строя.

Напротив Алексея он сделал остановку, пытливо заглянул ему в глаза, глумливо улыбнулся.

В голове Алексея метались тревожные мысли:

«Эти бедолаги, наверное, не к месту разоткровенничались. Услышал кто-то с подленькой душой. Не были они никакими лазутчиками. Воевали в ополчении, вернулись на Украину. Всякое бывает. Про ночное происшествие с Волчихиной Шаховский, конечно, знает. Но ему известно и кое-что еще. Просто он решил временно не афишировать свою информированность».

Алексей скромно потупился. Что еще ему оставалось делать?

– Радзюк, командуйте! – распорядился Шаховский. – Впереди насыщенный рабочий день, господа! Мы и так изрядно задержались. Вперед, на трудовые подвиги.

На янтарном Клондайке все шло по плану. От леса остались жалкие клочки. На валку деревьев прораб отправил двадцать человек.

– Торопитесь, кретины! – злобно выкрикивал он. – Количество мест ограничено! Если сегодня не закончите, остаетесь на ночь!

Очередное избиение не прошло бесследно. Под ребрами нещадно ныло. Алексей кое-как переставлял ноги, каждый шаг давался ему с боем. Иногда он ухитрялся отдышаться, потом его опять скручивала боль, гнездившаяся где-то внутри, в недрах организма. Возможно, защемило нерв.

Когда ему становилось совсем плохо, Бортник с Ратушенко переглядывались, кивали друг другу, заслоняли его собой и изображали кипучую деятельность. Он был им благодарен.

Майор насилу дотянул до обеда и кое-как передохнул. Воспаление проходило медленно, организм словно издевался над своим хозяином.

Потом мужики сняли запруду, и из Корыни по каналу хлынула вода. Включились мотопомпы, люди раскручивали резиновые рукава. Началось превращение бывшего леса в болото.

Ночью в бараке кто-то жутко кашлял, в перерывах между приступами жалобно стонал. Наутро этот бедолага не поднялся. Товарищи мялись вокруг него, двое украдкой перекрестились. Кто-то еще пытался его трясти – вдруг встанет? Но нет. Болезненно худой, бледный, с обострившимся лицом, он валялся на кровати, раскинув руки. На губах покойника застыла жутковатая улыбка. Все, отмучался.

Люди расступились, подошли охранники. Крысич пихнул мертвеца прикладом в плечо и не дождался никакой реакции.

– Белый, холодный и лежит, но не снег, – загадал загадку Ефрем. – Преставился, скотина. Представляете, хлопцы, эти лоботрясы готовы на все, даже сдохнуть, лишь бы не работать.

Вертухаи приказали арестантам оттащить покойника за угол и по наклонному желобу скинуть в подвал, где когда-то хранился уголь.

Конвоиры как ни в чем не бывало погнали людей в столовую, а потом и на работу.

Ратушенко кашлял, слабел. Теперь Алексей вместе с Бортником прикрывали товарища, когда того укачивало и у него подкашивались ноги.

Рубка леса завершилась, тракторы растаскивали последние бревна. Без устали работали помпы. Участок превращался в ловушку. Почву размыло, под водой образовывались ямы, глубокие пустоты, которые сверху были незаметны. Опасные места маскировали ветки, ворохи отмершей листвы, остатки травяного покрова.

Моросил дождь, от земли, насыщенной влагой, поднимался туман. По щиколотку в мутной жиже бродили люди, сгребали мусор, переносили тяжелые рукава.

Тут-то и приключилась еще одна трагедия. Утонул журналист Лощанский. Провалился в яму на восточном краю участка, о существовании которой никто не подозревал. Просто наступил и пропал с концами.

Мужик, который возился там вместе с ним, успел выбраться. Он был мокрый, как суслик, зубы стучали от холода и страха. Работяга заикался, толком не мог ничего объяснить. Журналист Лощанский тупо исчез. Просто провалился, не успев вскрикнуть.

Шлыпень хватался за голову.