Янтарная комната

— В ящиках находятся величайшие произведения искусства европейской культуры, господин капитан. Гауляйтер поручил мне не выпускать их из вида и везде сопровождать. Могут возникнуть огромные сложности, если я не выполню это поручение. Вы сами прочитали, что я имею право отдавать необходимые распоряжения.

— Без командировочного предписания… — неуверенно произнёс Лейзер.

— Уже нет времени на формальности, — вмешался доктор Финдлинг и подмигнул Вахтеру. — Вы слышали, что было сказано по телефону: транспорт должен отправиться немедленно.

— Хорошо. Садитесь! — Он повернулся к Яне и оглядел ее сверху-вниз, с явным мужским интересом.

— Я должна сопровождать колонну в качестве медсестры и санитарки, — сказала она уверенно. — Господин гауляйтер приказал, чтобы в санитарной колонне была медсестра. Для маскировки. Этот приказ поручили выполнить мне.

— И конечно же, в спешке, тоже без командировочного предписания.

— Нет, господин капитан, вот оно. — Она вынула из кармана бумагу. Командировочное предписание для медсестры Яны Роговской сопровождать спецкоманду гауляйтера Коха. Кёнигсберг, 21 января 1945 года. Подпись капитана медслужбы доктора Панкратца.

— Всё в порядке. — Лейзер вернул бумагу Яне. Доктор Финдлинг растерянно посмотрел на неё. — Вы поедете в моей машине, сестра Яна?

— Если позволите, господин капитан.

— С радостью. — Лейзер отступил на два шага и поднял правую руку. — По местам! — скомандовал он стоявшим рядом с машинами водителям. — Расстояние между машинами тридцать метров! Колонна — вперед!

В последний раз доктор Финдлинг и Вахтер пожали друг другу руки.

— Михаил, вы очень мужественный человек! Всего вам хорошего.

— Вам тоже всего хорошего. До свидания.

— Вы верите, что всё будет хорошо?

— Я хочу верить. Сохрани вас Бог, доктор.

Неожиданно они обнялись. Первая машина тронулась с места, Яна и капитан Лейзер побежали к своему вездеходу, где их поджидал ефрейтор Хассельманн.

— Меня тоже не покидает надежда, — тихо произнёс доктор Финдлинг. — Может быть, Кох заберёт меня вместе со своим штабом, а Кох очень хочет выжить. В этом случае я смогу отсюда выехать… это мой единственный шанс…

Вахтер побежал к девятой машине, с водителем которой, унтер-офицером Йозефом Зелхе, он заранее договорился, и залез в кабину. Доктор Финдлинг помахал ему вслед, потом повернулся и с опущенной головой пошёл обратно в подвал рядом с «Кровавым судом».

Ранним морозным утром грузовики проехали через разрушенный город по единственной улице, ведущей на запад: на Хайлигенбайль, Браунсберг, Эльбинг, а там — свободный путь на Берлин.

Утром, когда Фрида Вильгельми пришла в бюро, ее удивило, что Яна, как обычно в последние четыре года, не сидит за пишущей машинкой. «Проспала, — подумала она. — Что тут удивительного? Последние недели она работала до глубокой ночи. Телу тоже нужен отдых».

Но и в девять Яна не пришла. Фрида посмотрела на часы, покачала головой и пошла в комнату Яны. В тревоге за свою «доченьку» она прошлепала по коридору к комнате Яны, постучала и сразу же открыла дверь. Вот беда, если рядом с ней в кровати окажется мужчина! Кто бы это ни был, даже сам главврач — он получит оплеуху и будут изгнан. Яна тоже получит взбучку. И никакой снисходительности.

Но кровать была пуста, нетронута и приведёна в порядок с армейской аккуратностью, «построена», как говорят военные. Фрида Вильгельми остановилась у двери, не веря своим глазам. На сердце стало тревожно: «Она осталась на ночь у мужчины. Нет, этого не может быть! Она не успела на трамвай и осталась ночевать у своей подруги Сильвии. А у Сильвии нет телефона. Но через несколько минут Яна придёт, я её обязательно отругаю, но потом дам ей плитку шоколада».

Она уже хотела уйти, когда увидела на подушке конверт. Фрида Вильгельми закрыла глаза и сделала глубокий вдох. «Нет, — подумала она, — нет! Этого не может быть, не должно быть. Яна так не поступит. Она не могла так поступить! Это письмо не мне. Нет, я не подойду к кровати и не возьму его. Нет! Нет!»

Но она всё же взяла письмо. Медленно опустилась на край кровати, открыла конверт и уже первое предложение, обращённое к ней, подтвердило величайшую трагедию в её жизни.

«Дорогая «мама» Фрида!

Все письма тех, кто кого-то покидает, начинаются со слов: «если ты читаешь это письмо, значит я…». Нет, у нас этого не будет. Я тебя не покидаю. Я уезжаю лишь на короткое время и знаю, что мы снова увидимся. В лучшие времена, когда наступит окончательный мир и мы будем свободны, как парящие в воздухе птицы, как плывущие по небу облака. Мама, прости меня, но я должна так поступить. Не из трусости или страха, поверь. Я осталась бы с тобой, если бы не другое поручение, которое должна выполнить, но о нем я не могу тебе рассказать.