Янтарная сакма

Далее в королевском письме шла таковская приписка, каковой и в аду не сыщешь: «А весной, паны добродни, нам войны ждать нечего. И летом ждать не надо. Ибо в государстве Ивана Третьего случился очередной переворот. Старые бояре казнены, везде сидят новые, родством худые люди; не воевавшие. Соправителем Ивана Третьего теперь венчан принц Василий, старший сын Софьи Византийской и великого князя Ивана Третьего. Софья Византийская взяла верх...»

На то подлое известие шляхта заорала вразнобой, но матерно. Много шляхетских судеб и ожиданий поломал только что этот клятый государь Московский! Чтоб ему собственной бородой подавиться!

Пан гетман Острожский, читавший, согласно сану, то королевское письмо, на ор толпы вынул свой турецкий пистоль и пальнул в потолок. Шляхта угомонилась, стала стряхивать известь, осыпавшуюся с потолка. Пан гетман читал далее, что король Александр начертал особым, отдельным листом указа: «Велю в Смоленске оставить гарнизон в тысячу пехоты да двадцать пушек. Остальным войскам велю начать полное передвижение по старой белорусской дороге, от города Смоленска на город Витебск и далее, приняв пополнение, идти на город Псков, на соединение с полками немецкими и шведскими. Там состоится большой военный, совет, где будет в нашу пользу решена судьба русских торговых городов. На август месяц, когда уберут хлеба, назначено генеральное сражение за возврат под нашу руку городов Псков, Нарва, Великий Новгород».

Шляхетство, до того чуть не плакавшее, тут же развеселилось. По себе знало: если пойти соединяться с немцами да шведами, получится та же драка, как междуусобица на сейме. Там, на севере, они поднимут между собой обязательную резню, ведь и немцы, и шведы тоже не прочь сами войти в города Нарва, Псков и Новгород. При таком раскладе разгорится меж тремя государствами нешутейная война. За каждый город начнётся вселенская бойня! ...Уууу! Хэйя!

Только отпрыск древнего шляхетского рода, имеющий в подвалах гору денег, чтобы купить ещё одну Польшу, князь Гандамир, отпрыск рода Гедиминовичей, сообразил, что власть на Руси теперь прочная, раз Соправителем Ивана Третьего венчан его старший сын, хоть и от второй жены, но ведь старший! На Русь московскую села теперь крепкая династия. Этакую династийную ветвь надо на корню отсекать! Гандамир потому и орал в голос, желая вразумить пьяную шляхту:

— Разве Московия — государство? Сегодня один правит, завтра другой! Что тамошний Ивашка похочет, то и творит! Да и не он творит, что похочет, а баба его! А пошли, Панове, возведём на Москве, своего короля, меня там установим в короли! Да установим там сейм! И пусть тот сейм отдаст мне в жёны ту Софью Византийскую! Вот я ей...

Пан Заболоцкий кивнул мятущемуся без выпивки личному охраннику. Тот подошёл ко князю Гандамиру, нагнулся, зло шепнул в ухо, чтобы замолчал. Пан Заболоцкий поднялся без кубка в руке. Злой, дёрганый.

— Панове! — мрачно сказал пан Заболоцкий, голос его прокатился по залу плотно и гулко. — Проше Панове помнить одно русское свойство. Сначала в чужие земли приходят русские монахи... Опосля, за монахами приходят пашенные русские мужики... Ну а потом приходят тоже русские люди, но уже с копьями, ножами и пушками. И земля та становится русской!

— Это так! — выкрикнул весело некий пан Смирницкий. — Сибирь точно таким способом русские под себя взяли!

Не обращая внимания на выкрик пьяного дурака, пан Заболоцкий мысль закончил:

— А потому смеха по поводу королевского указа — идти нынче на соединение со шведами и немцами — я не потерплю. Если не отбить к себе Новгород и Псков, хоть и совместно с чужим войском, можно и своё государство потерять...

В зале как стояла тишина, так и осталась. Сообразили, видать, шляхтичи, куда военное дело этого лета поворачивается. Но всё же, ох как неохота совместно воевать! У шведов, у немцев, у тех — дисциплина! Палочная строгость, а не буйная радость станет командовать в той войне!

Пан Заболоцкий тут же пошёл к выходу. Только он скрылся за дверью, как в зале заорали и зазвенели посудой. Пан Смирницкий, старший писарь киевского гетмана Острожского, силой усадил на скамью рядом с собой снова разоравшегося пана Гандамира. Шепнул ему на ухо:

— Зачем тебе, пан Гандамир, холодная да грязная Новгородчина? Давай летом, пока войны вести не указано, нападём на левобережную Украину, а? Казаки с того краю, я их план верно выпытал, нынешним летом отойдут на море Каспий, чтобы шарпать прибрежных жидов. Так что у нас, на левом берегу Дона, не война выйдет, а прогулка. Там государей нет, а земли там! Ой-ей!

— Пойдём! — орал пан Гандамир. — Клятву даю!

Это согласие Гандамира — идти летом сильным конным войском на левобережную Украину — пьяный пан Смирницкий той же ночью, по уговору, обменял чернобородому человеку на три золотых венгерских дублона. Чернобородый Варнаварец легко вскочил на коня и скрылся в узких улочках старого Смоленска.