Читаем Янтарная сакма полностью

— Велено нам передать от псковских купцов, от старшины нашего, Семена Бабского, что ежели не станешь Псков воевать, то наши купцы тебе немедленно выплатят двадцать тысяч рублей... В зачёт недоданной дани.

— Погоди, погоди уходить, купец! Я не велел! А взамен, взамен чего у меня купцы просить станут?

Тут заговорил и Проня Смолянов:

— А чего просить? Только обычного права. Изгони ты своей силой, великий князь, иноземных купцов из нашего города да вели русскую торговлю возвернуть как она была! Вот и всё!

Иван Васильевич махнул купцам садится, протянул им по чарке вина:

— Это и всё? Так это мы — махом! Вот так, как выпили!

Выпили. И Бусыга Колодин не выдержал, засмеялся. Тоска, что два года грызла ему сердце, вдруг исчезла, испарилась...

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ


Ольгерд, князь Смоленский, литвин подлый, вёл свой отряд на город Печоры, что перекрывал Пскову выход на Балтику. Русский сотник чуть не в слёзы молил князя Ольгерда на Псков не ходить. Мол, купцы, пять лет назад схоронившие здесь Афанасия Никитина да зазря давшие навет на шинкаря Зохера, сидят сейчас в Москве и пьют вино с великим князем Иваном Третьим. В Пскове их нет.

В бешенстве и злобе князь Ольгерд сам прискакал в село Ольшага, где велел сотнику вырыть истлевшее тело Афанасия Никитина и всю одёжу с трупа порвать, но тайную тетрадь отыскать. Князя Ольгерда раззадорили до бешенства растущие цены на ту тетрадь. Русский сотник перекрестился православным обычаем и отказался. Его повесили тут же, на одной перекладине вместе с мелким шляхтичем, хозяином того селенья.

А потом, в полоумном отчаянии, князь Ольгерд дал команду: «На Псков!» И пошли на Псков тремя конными отрядами по двести сабель, татарским обычаем, без обозов. Пошли четыреста улан да двести тяжёлых драгун, при двух конях каждый. Такая гоньба позволяла проходить за день девяносто вёрст, посему князь Смоленский Ольгерд высчитал, что окажется под Псковом через три дня и три ночи.

Шесть сотен сабель, чтобы взять Псков — это смешно, но Ольгерд заранее услал гонца к данам, чтобы те вели военные шестипушечные корабли по Чудскому озеру прямо к Пскову. Обещал всю добычу из города данам. Ему, Ольгерду, нужны были только два псковских человека. И при них чтобы нашлась тетрадь!

Датские мореходы сначала пригорюнились, ведь все три корабля могли и потонуть, но больно велика была обещанная добыча в пользу моряков. Город Псков — богатая добыча! Шхуны подняли якоря...

На третью ночь литвины стали подходить ко Пскову со стороны Изборского леса. Передовой отряд легкоконных улан в сотню сабель, шёл тихим ходом, при полной луне огибая дубравный лес, когда навстречу им так же тихо выскочили из леса две сотни татарской конницы. Уланы со вскриками стали разворачивать коней, а там, сзади, ещё две сотни татарских лучников!

Кони литвинские добрые, крупные. Их колоть не надо. Зато самих улан татары махом прошибли стрелами и утянули на арканах в бор. Одёжа на уланах красивая, да и на военных поясах у них болтаются дорогие кинжалы. И хоть бы кто из улан успел крикнуть: крещёные татары режут врагов по-русски, одним махом! Ну, а коней уланских тысяцкие сами поделят, их воля. А кони — добрые, русские кони...


* * *


Псковские ратники с ночи понедельника метались по башням городской стены, выискивая передовой полк великого князя Московского. Ведь самолично видели, как ещё при луне челядинцы великого князя Московского на телегах подвезли и развернули напротив главных ворот Пскова шатёр Ивана Третьего, установили длинные шесты со стягами. Воевода псковский сам поднялся на дозорную башню, перечитал, что означают стяги. Был там стяг «На молитву», был стяг «Во славу воинства русского», а длинного вымпела «К бою!» не виднелось... А нет, вон поднимают... Ни болдоха себе! Московские челядинцы подняли фиолетовый стяг «Миром утешимся»... Хо-хо!

А там, вдали, со стороны городка Порхова, откуда обычно в облаках пыли подходили москвичи — тишина. Ни пыли тебе, ни вороньего грая. Это как понимать?

Ганзейские отряды, стоявшие слева от города Пскова на Филатовой горе, заволновались. Им смысл полотняных стягов на московском стане не был понятен.

Воевода псковский Никола Кресало, хоть ему и доложили о подошедших к Пскову датских военных шхунах, от доклада отмахнулся. Он вскинулся на коня, велел отворить ворота города и так, один, поехал прямо на красный шатёр великого князя Московского.

За ним увязались двое его оруженосцев. Одного воевода послал на Филатову гору, объяснить ганзейскому воинству, что войны, судя по всему, не будет. Пусть готовятся к переговорам. Второго погнал вперёд, смотреть, где же великий князь Московский?

Холоп даже с места не стронулся:

— А вона он, в повозке едет.

С малого пригорка, точно, спускалась к великому шатру большая повозка. За ней на конях лениво тянулся обычный княжий конвой, человек в сотню: копейщики, бердышане, пищальники...

Воевода Никола Кресало покинул седло, ухватился рукой за стремя, встал перед великокняжеской повозкой на одно колено. Великий князь Московский ступил на землю, прогнулся назад, в пояснице:

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Жанна д'Арк
Жанна д'Арк

Главное действующее лицо романа Марка Твена «Жанна д'Арк» — Орлеанская дева, народная героиня Франции, возглавившая освободительную борьбу французского народ против англичан во время Столетней войны. В работе над книгой о Жанне д'Арк М. Твен еще и еще раз убеждается в том, что «человек всегда останется человеком, целые века притеснений и гнета не могут лишить его человечности».Таким Человеком с большой буквы для М. Твена явилась Жанна д'Арк, о которой он написал: «Она была крестьянка. В этом вся разгадка. Она вышла из народа и знала народ». Именно поэтому, — писал Твен, — «она была правдива в такие времена, когда ложь была обычным явлением в устах людей; она была честна, когда целомудрие считалось утерянной добродетелью… она отдавала свой великий ум великим помыслам и великой цели, когда другие великие умы растрачивали себя на пустые прихоти и жалкое честолюбие; она была скромна, добра, деликатна, когда грубость и необузданность, можно сказать, были всеобщим явлением; она была полна сострадания, когда, как правило, всюду господствовала беспощадная жестокость; она была стойка, когда постоянство было даже неизвестно, и благородна в такой век, который давно забыл, что такое благородство… она была безупречно чиста душой и телом, когда общество даже в высших слоях было растленным и духовно и физически, — и всеми этими добродетелями она обладала в такое время, когда преступление было обычным явлением среди монархов и принцев и когда самые высшие чины христианской церкви повергали в ужас даже это омерзительное время зрелищем своей гнусной жизни, полной невообразимых предательств, убийств и скотства».Позднее М. Твен записал: «Я люблю "Жанну д'Арк" больше всех моих книг, и она действительно лучшая, я это знаю прекрасно».

Дмитрий Сергеевич Мережковский , Дмитрий Сергееевич Мережковский , Мария Йозефа Курк фон Потурцин , Марк Твен , Режин Перну

История / Исторические приключения / Историческая проза / Попаданцы / Религия
Улпан ее имя
Улпан ее имя

Роман «Улпан ее имя» охватывает события конца XIX и начала XX века, происходящие в казахском ауле. События эти разворачиваются вокруг главной героини романа – Улпан, женщины незаурядной натуры, ясного ума, щедрой души.«… все это было, и все прошло как за один день и одну ночь».Этой фразой начинается новая книга – роман «Улпан ее имя», принадлежащий перу Габита Мусрепова, одного из основоположников казахской советской литературы, писателя, чьи произведения вот уже на протяжении полувека рассказывают о жизни степи, о коренных сдвигах в исторических судьбах народа.Люди, населяющие роман Г. Мусрепова, жили на севере нынешнего Казахстана больше ста лет назад, а главное внимание автора, как это видно из названия, отдано молодой женщине незаурядного характера, необычной судьбы – Улпан. Умная, волевая, справедливая, Улпан старается облегчить жизнь простого народа, перенимает и внедряет у себя все лучшее, что видит у русских. Так, благодаря ее усилиям сибаны и керей-уаки первыми переходят к оседлости. Но все начинания Улпан, поддержанные ее мужем, влиятельным бием Есенеем, встречают протест со стороны приверженцев патриархальных отношений. После смерти Есенея Улпан не может больше противостоять им, не встретив понимания и сочувствия у тех, на чью помощь и поддержку она рассчитывала.«…она родилась раньше своего времени и покинула мир с тяжестью неисполненных желаний и неосуществившихся надежд», – говорит автор, завершая повествование, но какая нравственная сила заключена в образе этой простой дочери казахского народа, сумевшей подняться намного выше времени, в котором она жила.

Габит Махмудович Мусрепов

Проза / Историческая проза