Янтарная сакма

Купец Коробов затопал ногой по стёртому ковру шатра, молчал. Данило Щеня шёпотом помянул купцову мать, но громко свистнул. Шатровый полог откинулся, вошли без спросу оба тысяцких засадного полка:

— Чего изволишь, боярин?

— Выводите полк махом. Как уговорено. Обозы пока пусть здесь ждут, назавтра тронутся. Пушки держите на задах похода, при снарядах. Да крикните моим холопам, пусть шатёр снимут. Я сейчас догоню головной дозор.

Тысяцкие выбежали, на ходу крича команды полкового строя.

— Некогда, Ванька, некогда балакать. Сейчас вот, возьми княжий знак. — Данило Щеня оборвал от левого плеча лоскут кожи с наплавленным на него серебряным атакующим соколом. — Возьми знак и гони через наши заставы. Там будут Татарове, так то наши татарове. Кто спросит — покажешь им знак.

Ванька Коробов вроде что-то сообразил:

— Да как же это, Данило? Война?

— Хуже, Ваня, хуже, чем война. Ты, ежели жить хочешь и семью сохранить, и нажитое тобой, так вот что сделай. Ты приволоки мне на поход жида Схарию. Знаешь такого?

— Слышал... Но он говорят, покрестился...

— Приволокёшь мне сюда на поход жида Схария, — жёстко повторил Данило Щеня, — тогда будешь жить на Москве при животах своих и при торговле своей. Именем великого государя это говорю. Жид Схария сейчас укрылся в старом монастыре, у Нево-реки. Вымани его, приволоки мне, тогда всё тебе будет. Давай!

— А мои товарищи, они как?

— Пусть выкуп за них готовят! Война, етива Матрёна!

Ванька Коробов, новгородский купец, выскочил из шатра московского воеводы, лицом красен, глазами бел. Боярская охрана услышала из обдираемого шатра воеводы:

— Коней ему дайте, новгородцу, он по моему делу спешит!

Старший охраны глянул на атакующего сокола в руке новгородца, хмыкнул, указал в сторону коновязи:

— Ехай, мил друг! Твоё дело правое!

* * *

Господин Великий Новгород, узнав от купца Ваньки Коробова, что москвичи точно идут на город войной, ударил в вечевой колокол. На вече постановили, что надо слать гонцов во Псков за подмогой, потом за подмогой к шведам, стоящим гарнизоном на Балтике, в устье реки Нево. И, конечно, кликать ополчение.

— Марфа-посадница, — прокричали бирючи[56] на вечевом сходе, — затворилась в домовой церкви, начала молитвенное бдение за Господина Великого Новгорода! От Марфы в сторону Литвы и неметичины посланы гонцы велеть поторапливаться с военной силой, как оговорено. Кто-то из толпы кинул в бирючей навозной лепёшкой...

Из домовой церкви до едальной палаты — двенадцать шагов по крытым сеням. Сделав те шаги после тихого, заунывного звона колоколов, Марфа велела принести заедков и белого вина. Той злой водки, которую неумеренно любил её покойный муж, Исаак Борецкий.

— Ушёл Схария, укрылся? — спросила Марфа холопа Рунгарда, пленённого ещё её живым мужем.

— Так, госпожа, укрылся. В торговой фактории. На Нево-реке.

— Ну, присядь со мной, выпей. Одной пить — чёрта тешить.

Рунгард с поклоном принял серебряный стакан с водкой, махом, по-русски, опустошил.

Марфа прожевала кусок жареной оленины, закинув в рот разом и горсть клюквы:

— Не стучи костями, холоп! Пока москвичи развернут полки, здесь будут уже немцы и шведы. Король литвинский Александр сообщил, что три полка стоят в трёх дневных переходах от Новгорода. Отобьём москвичей и тут же от них по земле отрежемся. И прирежемся хоть к Литве, хоть к шведам.

Холоп Рунгард выпил ещё следом за Марфой. И стал клониться набок. От притворства. Он знал от немецких купцов, своих земляков, что литвины и немцы полки к Новгороду не пошлют и что татары Данияровские ходят на войну не по дням, а по часам. Три часа — и вот они здесь. А стоят те татары уже второй день между Новгородом и Псковом. Пять тысяч сабель да столько же копий. Им разницы нет кого резать. Хоть псковских, хоть литвинских...

* * *

Ополчение собралось на следующий день — четырнадцать тысяч крепких мужиков со своим оружием. Собственного войска у Великого Новгорода было две тысячи, и оно село в городе на стены. Туда же вытащили три десятка разнолитых пушек, зелья для них хватало.

Оба посадника Великого Новгорода да епископ Новгородский Феофилакт по тому же утру благословили ополчение, потом проехали вокруг города на телегах с иконою Божьей Матери. Посередине пути они малость задержались: полтысячи вольных охотников встали перед верховниками Великого Новгорода на колени. Просили считать ихнюю ватагу в ратном деле и дать пару пушек да огненного зелья на сто шведских аркебуз. Посадские распорядись зелья дать, а в пушках отказали.

Объехавши город, Великий Новгород затворили.

* * *

Иван Васильевич, государь всея Руси, великий князь Московский, встал боевым станом на Старой Руссе. Три тысячи его войска да две тысячи татар взяли городок в плотное кольцо.

Татарами же были махом разбиты два кабака — вино и пиво вылили в канавы.

Свирепость московских показалась жителям страшной и невиданной. Трое самых зажиточных горожан, что бежали в ночь с семьями в сторону Литвы, были пойманы, обобраны и на месте поимки порублены саблями и стар, и млад.