Они всегда были обусловлены либо разложением государственного организма и нарастающими в нем болезненными явлениями, либо ударами, обрушивающимися из заграницы и лишившими нас собственной государственности. Прогрессирующее с XVII века разложение, а затем разделы Польши, восстания и национальное угнетение привели к поискам спасения в мессианстве, хотя в период загнивания и упадка это было мессианство хвастливое и сарматское, гордящееся особым божьим покровительством над Речью Посполитой, которая славилась своей анархией, но в то же время была образцом веры и свободы, а позже, в период поражений и рабства, — мессианство отчаянное, провозглашающее из глубины национального падения особое предназначение Польши в спасительных планах небес.
Так вот, мессианство могло служить лишь апологетам приходящего в упадок государства или находящимся в отчаянном положении борцам за святое дело, но ни в коем случае не могло быть полезно архитекторам современной государственности как первой, так и второй половины XX века.
Если поляки хотели создавать государственный организм, способный удержаться на карте мира, им надо было организовать коллективный труд на основе разумных планов, создаваемых с мыслью о будущем, — а для этой цели полученная в наследство легенда могла быть только обузой. Польское государство, независимо от его политического строя, которое с таким багажом прошлого хотело бы конкурировать с другими в суровых условиях XX века, должно было бы полностью пересмотреть свое наследие и вместо иррациональных общественных привычек ввести противоположные критерии, концентрируя общественное внимание на вопросах экономики, промышленности, торговли, технологии, рациональных систем всеобщего воспитания, дисциплинирующих жизнь общественных учреждений и т. д.
Эфемерное существование межвоенного государства не позволило произвести более глубокие преобразования этого наследия в рамках буржуазного порядка, как это произошло в большинстве стран так называемой западной цивилизации.
История сделала так, что весь каторжный труд приспособления наших наследственных традиций к требованиям индустриализации и нуждам планирующего государства совпал с социалистическими преобразованиями. Это привело ко многим осложнениям, которые еще далеко не преодолены, но нас здесь интересует только одно обстоятельство. Факт, что исторически необходимые перемены происходили на почве новой государственности, к тому же строящейся в условиях острых внутренних и международных конфликтов, привел к тому, что консервативное сопротивление и нежелание изменить наследственные привычки могло рядиться в национальные одежды и выступать против нового строя.
Сделать это было легко, потому что традиции государственности не оставили глубоких следов в национальном наследии и с давних пор любая попытка перестройки представлялась как узурпаторство, устанавливающее absolutum dominium[153]
. Если не считать довольно далекой традиции монархического государства, функционирующего эффективно и четко, которая закончилась в Польше уже в XVI веке, более поздняя политическая традиция сводилась к сковыванию деятельности государства, если оно пыталось провести реформы, или к борьбе с иностранным правлением.Произошла в конце концов такая метаморфоза, что преобразования, проводимые собственным государством во имя исторически необходимых целей, силами консервативного сопротивления представляются как преобразования, навязанные извне. Более того, чтобы парализовать государство, эти силы используют все политическое наследие, закодированное в польских умах уже в течение нескольких столетий.
В этом есть какое-то жестокое коварство истории, ведь под покровом романтических призывов, служащих когда-то национально-освободительной борьбе, народ сегодня толкают к тому, чтобы он стал Ираном Центральной Европы, жалким и непонятным очагом фанатизма, который уже невозможно встретить в развитых странах.
Так вот, нельзя быть фанатиком в этой части мира, и не правительство, а народ будет расплачиваться за погружение в слепое прошлое там, где необходимо особое обновляющее усилие.
История современной цивилизации убедительно доказывает, что она неосуществима без помощи государства и его организованного потенциала.
Кто в эту эпоху стремительного развития парализует и разрушает государство, тот лишает народ единственной возможности удержаться на поверхности истории.
И больше, чем в какое-либо другое время, государство сегодня необходимо народу для того, чтобы не отставать от других стран.
Я это пишу, ибо беззаботные дамы, занимающиеся насаждением мессианства, делают что могут, чтобы противопоставить государство народу или государство — родине. Так или иначе, но главная их задача — из мышления современных поляков вычеркнуть государство как первостепенный и незаменимый признак организованной нации.