Аппарат власти у нас был и будет отражать такой морально-интеллектуальный уровень, до которого дошло польское общество, решившее строить свое государство. Национальной драмой является не характер существующей власти, а факт, что постоянно мобилизуются силы для ограничения ее общественной базы, нарушения естественного отбора людей. На негативный подбор кадров имеют право жаловаться только те, кто признает характер государства. Нельзя одновременно стоять в стороне и сетовать, что внутри появляются неподходящие люди.
Если бы наши образованные круги проявляли большую солидарность с государством и были способны выдержать трудные испытания, государство, без сомнения, было бы более здоровым, совершенным и современным.
Кто вынуждает государство защищаться перед заговором внутренних и внешних врагов, тот не может предъявлять претензии к тому, что демократия развивается недостаточно быстро.
Солидарное стремление защитить государственность в самых широких кругах граждан — это элементарное условие того, чтобы в методах осуществления власти могли проходить позитивные изменения.
Государство может изменяться настолько, насколько созревает и меняется народ.
Исторической мистификацией является утверждение, что самыми здоровыми и стойкими были те общественно-государственные организмы, которые подчинялись стихийным влечениям своих граждан. Таким организмом была шляхетская Речь Посполитая, и тем, что в самом деле привело ее к гибели, было бессилие центральной государственной власти перед победившей ее стихией. Польское государство шляхты не успело вовремя и достаточно успешно изменить способ мышления консервативной массы, неспособной понять элементарные истины.
Везде там, где былые сообщества успешно организовывались в современные государства, государство становилось фактором, прививающим законы гражданского мышления и поведения. После короткого стажа межвоенных лет мы с опозданием начинаем учиться только в социалистической государственности.
Это государственность иного поколения, чем национальные государства прошлых столетий. Его от них отличает не только народный характер, но и то, что еще на заре своего существования оно заявило о принадлежности к наднациональному содружеству. И это не какая-то польская специфика. Это закон послевоенного устройства мира, в котором тип несблокированного государства сохраняется только на его периферии, в то время как на центральных политических путях сформировались противостоящие блоки. Сеть их внутренних связей тем сильнее, чем ближе они находятся к невралгической линии, разделяющей политические блоки. Старые определения государственной независимости потеряли свое значение в той же степени по отношению к Польше, в какой с противоположной стороны по отношению к ФРГ и другим «прифронтовым» странам Атлантического пакта.
Везде наблюдается та же самая зависимость внешних связей от солидарной политики блока при сохранении суверенитета на своей территории.
Традиционное понимание независимости стран становится относительным также и в результате экономических процессов, которые при капиталистической системе проникают через границы, как грунтовые воды с управляемыми приливами и отливами, усиливающими внешне незаметную зависимость. А в системе социалистической экономики они проходят в рамках плановой интеграции.
Мы вновь обрели государственность в мире, подверженном интеграции независимо от границ, в котором наиболее самостоятельные страны опоясаны густой сетью взаимозависимости, а суверенитет укрепляется прежде всего при помощи растущего экономического потенциала. Примером могут служить несколько стран, оккупированных после второй мировой войны и до сегодняшнего дня имеющих на своей территории иностранные базы, которые доставляют им все больше неприятностей. Так вот эти страны лишь благодаря своим экономическим достижениям принадлежат к числу крупнейших мировых держав — может быть, хоть этот пример чему-нибудь нас наконец научит.
Он должен, прежде всего, научить нас тому, что давние польские дилеммы, выступающие под все еще шелестящими знаменами романтической или позитивистской ориентации, являются анахронизмом в современном мире, а людям, которые хотят их снова инсценировать, место уже исключительно в музее восковых фигур.
Грустно смотреть на то, что фигуры, которые должны находиться в музеях среди экспонатов далекого прошлого, иногда благородного, а иногда и малопоучительного, как призраки возвращаются на общественную сцену.
С их помощью пытаются возродить давно уже заигранный репертуар, пользуясь тем, что польская психика имеет большое пристрастие к историческим привидениям, посылающим ей свои секретные депеши из глубины национальной истории.