Янтарные глаза

Протонация святыни и всего подземелья была оттенена мицелиальной завесой, что для храмов естественно, но кольцо жилых помещений на верхнем этаже было видно четко. Камёлё уже составила представление о внутренней планировке. Осторожными шагами она прошла по карнизу к ближайшей башне, к пятнадцатому из узких сквозных окон. Оно вело в одну из монашеских келий. Она сконцентрировалась на полной невидимости, прежде всего в экстрасенсорной сфере. Если не проявить осторожность, зрёгал легко ее раскроет — это было так же несомненно, как то, что именно эта келья — та самая; в протонации было абсолютно все, что не было кем-либо скрыто. Камёлё наклонилась и заглянула внутрь.

Она знала зрёгала — тот был одним из двадцати зрёгалов верховного жреца Саксаёрэля, и хотя лично она с ним никогда дел не имела, но помнила точно, что он костлявый, мелкий и враждебный. Священник же был мощным ссеанином средних лет, на голову выше. Если бы он захотел, то мог бы врезать зрёгалу и убежать; но ему, конечно, это и в голову не придет. Он молча стоял, с закрытыми глазами, прижав пальцы к плечу. Его лицо было сплошной открытой раной. Раньше его покрывали густые ряды ритуальных колечек, но сейчас они значительно поредели. На их месте теперь висели растерзанные клочья кожи. Зрёгал держал в руке металлический крючок, которым выдергивал одно колечко за другим и бросал на пол. С лица священника струилась кровь, капала на облачение, на рукава, а иногда и на пол. Но мужчина не двигался, не издавал ни звука. Его мысль, даже более того, все его «я» сотрясалось до самого основания. Оно выдиралось с корнем, как и колечки из плоти, и неудержимо набирало обороты, ослепленное саморазрушительной миссией.

«Последнее снимаю, от чего отказаться должен, нагой в своей смерти»,— мелькнул в голове Камёлё отрывок стиха. Она вздрогнула. Едва остановила свои пальцы, почти дотронувшиеся до шрамов по бокам от носа. Ее восприятие тогда не было заглушено блаженной слепотой. Боль была пронзительно-острой и сопровождалась ничем не подавляемым страхом смерти. И что хуже — даже спустя четыре года шрамы от колечек были видны, вне зависимости от марки пудры или серебряных блесток, которыми она пыталась их замаскировать, когда время от времени в ней просыпалось самолюбие.

Конечно, лицо этого мужчины уже не было так важно.

Он не выживет.

Камёлё медленно слезла с окна. Она не собиралась ему сочувствовать, ни в коем случае. Но если она хотела, чтобы ее планы по бесчувственности выполнялись, именно на это ей смотреть не стоило. Да и в целом это излишне. Эти двое уже все равно все основное сказали, так что она едва ли может подслушать какой-либо разговор.

Да, ей стоило исчезнуть, но она не решалась. Камёлё просто не могла вот так взять и уйти. Стояла на карнизе спиной к стене и лицом к небу, с точки зрения протонации находясь в неразличимой серости, и ждала. Она так привыкла к постоянной осторожности, что на всякий случай приготовила несколько «заплаток» — простых образов пустых крыш и карнизов, которые теперь имела возможность рассмотреть. Всегда хорошо иметь под рукой что-то, чем можно замаскировать следы в протонации, когда уходишь в спешке; бывают ситуации, когда просто нет времени быстро что-то воссоздать.

Наконец раздался голос зрёгала, дающего последнее благословение. Ее внутреннее зрение тут же подсказало, что он покинул келью.

Камёлё знала, что сейчас произойдет: суета в коридорах, протяжные звуки труб, вскрытие сундуков, блеск лезвий, белое полотно, звуки шагов, тревожная спешка. Зрёгал тормошит оставшихся священников, все сбегаются к алтарю, зажигают свечи и начинают вступительным пением лардкаварскую мессу. Зрёгал, конечно, обряд наблюдать не будет. Если она хотела с ним поговорить, ей стоило бы спуститься вниз и переместиться к выходу, ведь как только он исчезнет в запутанной сети Н-н-Йорка и примется закрывать протонацию, она не найдет его никогда в жизни.

Да, стоило бы.

Вместо этого она в два шага оказалась снова у окна, коснулась руками стекла и с помощью глееваринских навыков приподняла раму. Сам факт, что она вступает в здание храма Акктликса, в ее случае был тяжелой провинностью, но она об этом не беспокоилась. Если говорить о грехах, которые она собирается совершить в ближайшие мгновения, этот — один из самых легких. Камёлё пролезла внутрь — окно было у самого потолка, почти в трех метрах над полом кельи. Она тихо спрыгнула вниз.

Священник обратил на нее свой взгляд. Он стоял посреди помещения, не двигаясь и опустив руки. Он даже не пытался остановить кровотечение. На ее присутствие он реагировал лишь безразличным взглядом. Камёлё подумала, что уже и вправду слишком поздно.

Она быстро обошла помещение, ладонями провела по стенам и хотя бы чуть-чуть затемнила протонацию от внутреннего зрения зрёгала. Затем подошла к священнику и взяла его за залитые кровью плечи. Трёигр установилось мгновенно — оба они находились под влиянием сильных эмоций.