Янтарные глаза

Будь он верующим ссеанином, то, разумеется, уже бы несколько месяцев назад отдал свою кровь Акктликсу, в его изящное вместилище из рубинов, и все бы закончилось с приятным осознанием, что он обеспечил себе теплое местечко на небе. Ах, старый добрый Рай! Или, лучше сказать, Космический круг Совершенного Бытия, как его называли ссеане. Вот там-то было бы здорово! Но, к своему сожалению, Лукас серьезно подозревал, что именно он — один из тех, которых к Акктликсам принципиально не возьмут. Была еще проблема: он не мог молиться — не только в человеческих, но и в инопланетных храмах. Когда ему было четырнадцать или пятнадцать лет и от ссенской литургии его уже тошнило, Космический круг Совершенного Бытия он мысленно исправил на Комический дух Откровенного Нытья, и, к сожалению, даже теперь, когда ему было тридцать пять, именно это приходило в голову каждый раз, когда он слышал священные слова. В этом и была загвоздка. Конечно, он пытался взяться за ум, отбросить старые инфантильные шуточки и подойти к делу с подобающей серьезностью. Ведь люди часто прибегают к религии, когда их прижмет, особенно за несколько недель до ожидаемой смерти. У каждого есть право провести ревизию своих юношеских взглядов и не считаться после этого оппортунистом! Но для Лукаса все было не так просто.

Он усмехнулся. «Может, в следующий раз, Ак­ктликс,— подумал он.— О Господь, наивысший из наивысших и наиславнейший, Маяк, Пристань, Пьющий души, Звезда звезд». Лукас закрыл стол, устало поднялся и направился к шкафу за пончо.

Глава пятая Глеевари

Это не могло пройти мимо нее. Глеевари всегда все замечает: это профессиональная болезнь — знать о вещах, о которых лучше не знать. Камёлё видела тяжелую, мрачную массу храма, тень за левым плечом, огненную вспышку в зоне периферического зрения от вечернего солнца, которое преломляется на роскошных воротах из титана и стекла; при этом в ее голове оно отзывалось ядовито-алыми вспышками.

Крик.

Она вздрогнула. «Пусть это останется внутри. Пусть стены будут как можно выше. Не слышу, не вижу: а зачем? — говорила она самой себе.— Ведь это происходит постоянно. Каждую минуту, повсюду во Вселенной, со мной и без меня. Я не могу ничего изменить!» Отрезать себя от обостренных чужих эмоций, не переживать все с каждым из них — для человека с телепатическими способностями это жизненная необходимость. Мимо храма она ежедневно проходила по дороге с работы и давно уже рассчитала, что лучше избегать прямых взглядов. «Концентрированная ссенская роскошь: возьми пять кило фанатизма, банку эгоцентризма, комплекс мессии и тонну трупов, тщательно перемешай и вари десять тысяч лет». ссенская история была долгой. А традиции — как крепко затянутая колючая проволока. Именно она, Камёлёмэрн — или лучше Камилла Мэрн, как она представлялась здесь, на Земле,— была последним человеком, которому стоило вмешиваться в этот котел.

Но скрытые чувства овладевают человеком, даже если он не хочет принимать их близко к сердцу. Там, внизу, в глубинах воспоминаний и грехов, постоянно что-то да остается. Факт, который человек хотел и должен был забыть, потому что он был слишком гнетущим. Прошлое, которое ни с того ни с сего нападает со спины. Пересечение событий. Дело было не только в чужих мысленных порывах, которые доносились до нее из храма, но и в ее собственных воспоминаниях. А они навалились на нее с такой мощью, будто она попала в невидимую сеть невидимого убийцы, связавшую ей ноги. Она вдруг просто не могла продолжать идти.

Зрёгал…?! Здесь?!

Камёлё мысленно ругала себя, но уже сменила направление и перешла площадь. Осторожно осмотрелась. Затем проскользнула в узкую улочку возле костела. Тут было спокойно. Под защитой глееваринской невидимости она могла осмотреть все как следует.

Она подняла глаза к огромной массе храма над собой. Здания в Н-н-Йорке в основном стояли прижатыми друг к другу, но Церковь Акктликса даже в таком перенаселенном городе приобрела достаточно большой участок, потому что, как звучало в Законе Божьем, храм не должен касаться ничего светского. Теперь его, однако, коснулись руки Камёлё — даже слишком светские. Костел имел непропорциональную круговую планировку. ­Камёлё боком протискивалась в сужающуюся щель до тех пор, пока дальше уже двигаться было невозможно. Она разулась, оперлась о стены храма и ближайшего здания и начала взбираться наверх. К счастью, на ней были ее любимые черные легинсы, толстые носки и старый джемпер, а не какой-нибудь элегантный костюм. Это было бы весьма некстати.