– Не вспоминай. Не нужно, – шепнул Гор. Ярина, вздрагивая, прижалась к нему крепче, чтобы спастись от мыслей. Она убила Илею. Убила и даже не поняла этого. Считай, сама факел к ее костру поднесла.
– Ты спасла нас всех. Я жив только благодаря тебе. И твой домовик – тоже. Это ты его вернула. Не смей винить себя.
– Я теперь любого так…
– Нет, – шершавые пальцы скользнули по щекам, заставляя поднять голову, но Ярина закрыла лицо. – Слышишь меня? Ты потянула силу из янтаря. Наверно… это как-то связано с Пустошью. Я ведь до сих пор не знаю, что ты там видела. Но это ничего. Янтарь носят только маги, и то не все. Не бойся, ты никому не причинишь вреда. Обещаю, мы во всем разберемся, ты сможешь обуздать эту силу. Веришь?
Он ей никогда не врал. Недоговаривал – да. И не мешал обманываться самой. Но лжи в его словах не было. И тут уж… либо веришь, либо нет. А ей хотелось верить: справились же они в подземельях, у жертвенного камня, в избушке, ставшей ей домом. Может, и с ее непрошенными силами разберутся?
Ярина подняла голову. Гор смотрел на нее, не отрываясь. Улыбался непривычно. И тревога в его улыбке была, и усталость, и мягкое что-то, нежное. Никто никогда не улыбался ей так, не смотрел, словно она одна была в целом мире.
И лицо его было так близко…
Волшебный момент разбился вдребезги о ворчание домового.
– Посмотрите на эту сдыхоть. Токмо днем помирал, а уже к хозяюшке моей клешни тянет. Где это видано, чтоб девку немужнюю, порядочную, посредь ночи мужик так тискал…
Ярине показалось: вот-вот, и она сама сейчас воспламенится, Гор и сам смутился – отвел взгляд, а сердце у него зашлось частым стуком.
Спас их от попыток провалиться со стыда Тильмар, не сдержавший хохота.
– Мужик, – бессовестно простонал он сквозь смех, – Это ж надо… рискую совсем пасть в глазах уважаемой нечисти, но ни он, ни я, даже при большом желании на мужиков сейчас не потянем.
– Тиль…
– Даже если нас вместе сложить.
– Тиль, – проворчал Гор угрожающе. – Прекрати.
Домовой плюнул в сердцах, а Ярина не знала куда деться. Что так развеселило Тильмара, она не поняла, но в шутке явно было что-то стыдное. Хорошо, веселье это закончилось быстро: очередной смешок превратился в глухой болезненный стон.
– Хватит. Всем спать, – волевым усилием пресек безобразия Гор и принялся сползать с кровати. Видно, решил поберечь ее доброе имя, но сейчас об этом Ярина не думала, потому ухватила его за плечо, укладывая обратно. И сама голову на грудь положила.
Гор удивленно вздохнул, но не проронил ни слова, только бережно поправил одеяло и затих.
И пусть Ярина уснула, когда в просвете между ставнями уже золотился рассвет, тревоги ее не мучили.
Это были тихие дни. С падением лесных чар и уходом Девы лес словно очнулся и наконец зазеленел, да так буйно, что и Пожарища эта участь не миновала. Сладко пахли яблони, с молодых березок то и дело слышались радостные птичьи трели. В самих Пожарищах как-то внезапно стало больше улыбчивых людей, деловито спешащих по своим делам.
Чародеи шли на поправку. Тильмар встал на ноги быстрее, чем закончилась настойка из прострел-травы. И хотя сломанная рука так и висела в лубке на перевязи, падать в обмороки и чуть что пускать кровь носом он перестал, но колдовать еще не решался. Раны Гора заживали не так быстро, но он терпел. Правда, его мучили приступы боли, от которых зелья не помогали. Со второй ночи он все-таки перебрался к Тильмару, расположившись у камина и оставив кровать ей, но Ярина все равно слышала хриплый тяжелый кашель, который явно душили подушкой. Однако и эта беда случалась все реже.
Сама она постепенно оживала: сходили с лица синяки, расплывшись желтизной, исчез надрывный кашель. Кошмары, наполненные воплями и запахом гари, мучившие ее первые дни, немного отступили. В один из дней вернулось тянущее ощущение глухой тоски. Не ее, чужой. Дедушка старался не показывать, но по Илее горевал. И пусть закрыться от этих чувств теперь выходило гораздо легче, оставить его наедине с этой болью было бы нечестно.
– Как же иначе-то, – проворчал он тихо, когда Ярина не удержалась и спросила. Чародеи пытались соорудить какой-то амулет одной здоровой рукой на двоих, мешать им в этом деле лучше не стоило, и она принялась помогать с пирогами. Пару дней домовой ее к работе по дому и близко не подпускал, но просто так лежать без дела она не привыкла.
– Я ж с ней, Яринушка, почитай, десять зим провел. Гордился, какая у меня хозяйка. То ли пелена мне глаза застила, то ли сам я дурень слепой. И ведь не заметил, когда переменилась она, – дедушка с силой закатал пирожок, из него аж повидло полезло, – не была такой раньше. Э-эх. Да что теперь говорить. Не распознал. Не увидел. Полушки ломаной не стою. Какой из меня домовик?
Ярина осмотрела прибранную, сияющую чистотой кухоньку где теперь всегда пахло то наваристой ухой (рыбу им, не таясь, таскали русалки. Местным пришлось с этим смириться), то пирогами. Дом колдуна ожил, наполнился не просто жизнью, а теплом.