Януш Корчак. Жизнь до легенды

Свет не яркий — чтению стихов приятен полумрак. В неясном, стеснительном свете — женщина. Она очень волнуется за своих воспитанников. Ее губы вслед за ними шепчут стихи. Она выступает с каждым. За каждого. Она не здесь, со зрителями, — она с учениками.

Дети, прочитав стихотворение и неловко поклонившись, бросаются к ней, обнимают. Она прижимает их к себе, гладит по голове, успокаивает.

Это — Стефа. Мужчина знает. Они виделись когда-то. Ну может быть, пару раз. Мельком. Не так уж много в Варшаве людей, которые занимаются домами сирот для еврейских детей, — так что судьбе не надо было особо стараться, чтобы их свести.

Но судьба не сводила. Чуть показывала друг другу, а соединять не хотела. Видимо, ждала судьба правильного времени. И дождалась.

— Пора! — решила судьба.

И… он ей улыбнулся. Она — ему. Ей — за двадцать. Ему — за тридцать. Мужчина и женщина.

У них возникает диалог. Естественно. Общие темы. И женщина предлагает мужчине не просто новую работу или там престижную должность — она предлагает ему сменить судьбу.

И он соглашается. Сразу.

У вас, дорогой читатель, есть вариант, что мужчине, который согласился изменить судьбу по просьбе женщины, эта женщина не понравилась?

У меня такого варианта нет.

И когда мы будем говорить о Стефании Вильчинской, не забыть бы, что предложение сначала вместе работать, а потом — очень быстро — возглавить детский дом сделала именно она.

Тоже удивительная история. Стефания была приглашена в новый Дом сирот раньше Корчака, и вполне могла претендовать на то, чтобы им руководить. Но — нет. Никогда. Как-то с самого начала повелось, что главным будет Корчак.

Почему?

По простой причине: Стефания Вильчинская считала его гением.

6

Итак, Доказывающий был вынужден отступить. Разум сдался под неистребимым желанием чувств.

Корчак был готов поменять жизнь, изменить судьбу. Не хватало какого-то последнего толчка, знака судьбы… Не знаю, как это называется.

Мне кажется, что Стефания Вильчинская сыграла тут едва ли не решающую роль. Впрочем, в отношениях этих двух людей все неясность, загадка, недоговоренность.

Но факт остается фактом: женщина сделала нашему герою предложение, от которого тот не смог отказаться.

Решение было принято. Корчак поверил своим чувствам и решил наконец заняться педагогикой.

Медицина, в которой открывалась серьезная карьера, отставлена. Корчак поверил Стефании и решил возглавить детский дом.

Корчаку за тридцать лет. Прекрасный возраст, чтобы круто менять жизнь: уже есть умения, но еще есть силы; еще остался азарт, но уже появилась спокойная логика взрослого, чтобы не натворить глупостей.

На самом деле, огромное количество людей меняют профессии. И как-то, как нынче говорят, «не парятся» по этому поводу.

Не то — наш герой. Он же — писатель, а труженики пера редко бывают вовсе не рефлексирующими.

Как водится, мгновенно приняв решение, Корчак тратит годы на то, чтобы с этим решением смириться.

Он страдает: «Я предал больных детей, медицину и больницу. Меня обуяла ложная амбиция: врач и ваятель детской души»[79].

Оправдывается: «Как ошибаются те, кто считает, что, бросив больницу ради интерната, я предал медицину!.. Медицина показала мне чудеса терапии и чудеса человеческих усилий подсмотреть тайны природы… Благодаря медицине, я научился кропотливо связывать распыленные факты и противоречивые симптомы в логичную картину диагноза. И, обогащенный сознанием мощи законов природы и гения научной мысли человека, остановлюсь перед неизвестным ребенком»[80].

Старается объяснить попросту: мол, педагогом я стал потому, что всегда лучше всего чувствовал себя среди детей.

Януш Корчак едва ли не до конца жизни пытался объяснить себе и другим, почему он поменял медицину на педагогику.

Но сделал это. Навсегда.

7

За несколько недель до казни в Треблинке Корчак записал в дневнике: «Даже во время войны лучше идти прямой дорогой. Лучше, потому что она безопасная и трудна только в самом начале»[81].

Не столько поняв, сколько признавшись себе, чем он хочет заниматься в жизни — Корчак наконец-то вышел на прямую дорогу.

Рефлексии — рефлексиями, они сами по себе. А наш герой активно взялся за дело. Причем сразу. Что называется, «без разгона».

Достаточно сказать, что он целыми днями просиживал вместе с архитекторами, и планировал здание Дома сирот на Крахмальной. Врач, писатель, педагог… Когда надо, он был еще и немножко архитектор. Ему было важно, чтобы его воспитанники жили в идеальных условиях. И он никому не мог поручить эти условия создавать.

Он уезжает в Париж, откуда возвращается раньше намеченного срока. Причина? У Стефании умирает отец, Корчак считает, что должен быть рядом с женщиной в трудную минуту.

Это не любовь? Тогда что такое любовь?

Извините, отвлекся…

Мечты о будущем доме казались прекрасными:

«Ах! Новый дом, там будут чудеса. Обогревать его будут не печи, а железные трубы; освещать не керосиновые лампы, а какие-то молнии и провода; крыша будет из стекла, а может, из пряника, а может, из шоколада…