Январские ночи

Она долго рассуждала о том, что надо быть сильнее и бодрее, и Землячка запомнила эту женщину, запомнила, как пыталась она вдохнуть в окружающих бодрость.

А народ все шел и шел, очередь медленно продвигалась, и Землячка двигалась вместе со всеми, хотя могла бы пройти в Дом союзов по пропуску.

Какой-то мужичонка в овчинном полушубке, здорово, должно быть, перемерзший, - он все подпрыгивал и тер лицо руками в шерстяных варежках шел в обратном направлении вдоль очереди и все с чем-то обращался к людям.

- Товарищи, - услышала Землячка, когда он поравнялся с ней. - Может, возьмете в компанию? Всех просю, и до того все безжалостные...

Он поправил на голове овчинную шапку и вопросительно помолчал, но в очереди тоже молчали, и мужик в который уже раз отбежал к ближнему костру.

- Холодные люди, - пожаловался он неизвестно кому. - Никакого сознания.

Возле костра стоял красноармеец.

- Постой, постой, отец, - обратился он к мужику. - Да ты никак и вчера здесь всю ночь болтался?

- Именно верно, - подтвердил мужик. - Были мы и вчерась, и позавчерась, и завтра придем...

- А что, вчера не допустили? - посочувствовал красноармеец.

- Зачем - не допустили? - обиделся мужик. - Вполне допустили, только доступу одна минута, а в одну минуту все в сердце не вместишь.

- Так несправедливо же, отец, - возразил красноармеец. - Проститься всем хочется, а ты будешь тут по десять раз...

Вокруг мужика уже столпились, прислушивались к разговору.

- Это мы понимаем, - тут же согласился мужик. - Только у меня особый случай.

- Какой такой особый? - спросил кто-то из толпы. - Такой же, как у всех.

- А вот и не такой, - обиделся мужик. - Вам он - правитель, радетель за вас, а мне товарищ Ленин личный знакомый.

Он снял варежки и протянул к костру руки, вспышка огня окрасила его полушубок в оранжевый цвет, и окружающие еще ближе подошли к мужику.

- А вы не смейтесь, потому как я в самом деле знакомый Ленину, настойчиво повторил мужик, с охотой принимаясь рассказывать и как бы хвастаясь даже своим рассказом. - Три года назад из Брянска я приезжал насчет общественной мельницы. Ходил, ходил... Все как есть бесполезно. Ну, а у меня сын на фабрике у Бромлея работает. Вы, говорит, папаша, не отчаивайтесь. У нас через два дня в районе собрание, на том собрании будет товарищ Ленин, и не иначе, как надо вам, папаша, с ним там повстречаться.

Мужик принялся рассказывать, как он попал на собрание. Провел его сын, никаких строгостей при входе не было. Стал он у двери, через которую прошел Ленин, и ждал, когда Ленин пойдет обратно. "Товарищ Ульянов-Ленин, - кинулся ему наперерез, - послухайте, что скажу, потому как прислали меня мужики насчет общественной мельницы". И Ленин остановился, подал руку. "С превеликим моим удовольствием, - сказал, - особливо, ежели вы по общественному делу". Повел Ленин мужика в какую-то комнату, и вот в прокуренной комнатушке заводского клуба состоялся самый важный для мужика разговор. Ленин посмотрел бумаги, оставил у себя и долго еще беседовал, все выспрашивал, как живет народ, чем волнуется и какие имеет виды на будущее; потом взял и написал письмо.

- Какое письмо, насчет мельницы?

- Да не насчет мельницы, а насчет меня, насчет мельницы он свою указанию опосля прислал, - внушительно пояснил мужик. - Написал личное мне письмо, касаемо личного моего положения.

- Какого же положения?

- А моего, - опять повторил мужик и снисходительно посмотрел на слушателей.

- А что еще за личное дело было у тебя к Ленину?

- А не было никакого дела, - сказал мужик, - только он сам его нашел и написал записку, и я тую записку теперь завсегда ношу при себе.

- А ну покажь, покажь...

Мужик полез в карман, достал кисет, где давно уже не было табаку, а лежали немудрящие мужицкие бумаги, среди которых и находился заветный листок.

Это действительно была подлинная ленинская записка, написанная на бланке Председателя Совнаркома:

"В упр. д. Т-щи,

надо устроить ему

сапоги.

В. Ленин".

- Ну и как, устроили тебе сапоги? - спросил кто-то из очереди.

- Хитрый! - Мужик лукаво прищурился. - Ежели б устроили, забрали бы у меня письмо, сапогами не пробросаешься, взяли бы письмо для отчета. Сапоги мы уж как-нибудь сами справим, а ленинскую эту посланию я всю жизнь хранить буду и детям своим завещаю хранить.

И тут мужик вошел вместе со всеми в подъезд Дома союзов, а Землячка подумала, что она тоже сохранила бы такую записку, от нее исходило то великое тепло, которое ощущали все, кто хоть раз соприкоснулся с Лениным.

Землячка поднимается вместе со всеми по мраморной лестнице.

Глубокая ночь...

А народ идет и идет, нет конца человеческому потоку.

Белый Колонный зал. Сияют люстры. Красные и черные полотнища. Колышатся листья пальм. Бесчисленные венки. Оркестр играет Вагнера, чью музыку так любил Владимир Ильич.

На возвышении, в открытом гробу - Ленин.

У изголовья застыли Надежда Константиновна и Мария Ильинична.

В почетном карауле - незнакомые люди. Мужчины в поношенных пиджаках, женщины в стареньких кофточках...