Позже мне рассказали, как старший монах стал дзен-буддистом. Он был единственным сыном в семье преуспевающих врачей. Родители его баловали: купили дорогой мотороллер, записали в несколько спортивных клубов, в доме у него было несколько комнат и двое слуг, исполняющих все его капризы. Когда ему было шестнадцать лет, родители погибли в автокатастрофе. Он испытал сильнейшее потрясение, пережил нервное расстройство, несколько раз пытался покончить с собой. Светочем в его жизни или камнем, на который можно было опереться, оказался настоятель — отец иногда брал мальчика с собою в храм, который часто посещал и даже время от времени медитировал вместе с монахами. Когда подросток пришел к настоятелю после смерти родителей, он ничего не желал слушать и заявил с вызовом, что в жизни нет ни смысла, ни справедливости. Почему он, шестнадцатилетний мальчик, потерял своих родителей? Зачем он родился? Если всему придет конец, зачем вообще что-то делать, зачем жить?
— Да, — ответил настоятель и отпустил мальчика домой. Но тот снова и снова продолжал приходить и жаловаться, пока наконец настоятель не потерял терпение.
— Ты приходишь сюда только жаловаться, а это можно делать и дома. Что тебе от меня надо?
— Я хочу узнать, — сказал мальчик, — почему я должен страдать. За что мне это?
— Я ничего тебе не скажу, — сказал настоятель. — Тебе и самому все известно. Если хочешь, можешь сам рассказать
— Я понимаю, чего вы хотите, — ответил мальчик. — Чтобы я стал монахом, и вы дали мне
— Ну и не отказывайся, — сказал настоятель. — Я вовсе не говорил, что ты должен стать монахом. Делай, что тебе хочется, только не приходи сюда больше. Я — занятой человек, мне некогда тобой заниматься.
— А если я стану монахом, у вас найдется для меня время? Вы поможете мне достичь того, что, по вашему мнению, я уже достиг?
— Попробую, — сказал настоятель, — хотя ты напоминаешь мне рыбу, которая жалуется, что умирает от жажды.
Так в конце концов он стал монахом, но еще трижды убегал из монастыря и трижды возвращался.
Когда я познакомился с ним, в нем уже не было признаков эксцентричного поведения. Я даже не мог представить, что этот кроткий, излучающий энергию человек был когда-то избалованным невротичным мальчишкой. Я сказал наставнику, что столь полная перемена напоминает мне прижизненное перерождение. Наставник покачал головой.
— Забудь о перерождении, — сказал он. — Индуизм много говорит об Атмане, об истинном «я», которое никогда не меняется. Человек проживает много жизней и с каждым новым существованием на земле приближается к своей божественной сердцевине, так что после множества очищений он проживет свою последнюю жизнь на земле и обретет нирвану, единственно истинный рай, область пребывания самого Бога. Но буддизм не привязывает себя ни к одной теории, даже к учению об Атмане. Все, что тебе дано, — иллюзорно, временно, недостижимо, и Атман не исключение. Не существует ничего, ничего никогда не существовало, и ничего никогда не будет существовать. Но когда ты прибегаешь к логическому мышлению, а всякий раз, когда мы думаем, мы используем логику, ты думаешь о «том» и об «этом», а если думаешь «ни о чем», тут же противопоставляешь его «чему-то», сравниваешь его с ним. Мы пытаемся вообразить себе пустоту и застреваем в пустоте. Наблюдать, как невротичный мальчик становится уравновешенным мужчиной, интересно, но не имеет никакого смысла. Приятно знать, что человек проживает множество жизней и что все жизни взаимосвязаны и перетекают друг в друга. Но мы не занимаемся в монастыре лечением психических расстройств и не являемся философской школой. Если тебя интересует религия и философия Востока, если ты хочешь узнать о перерождении и карме, советую тебе выйти через эти ворота, два раза повернуть налево, три направо, и ты окажешься в Киотском университете. Там есть профессора, они ответят на все твои вопросы, проанализировав которые ты обнаружишь, что ответы превратились в вопросы. Интеллект — прекрасный инструмент, у него есть назначение, но мы используем в монастыре другой инструмент. Ответив на
— Это именно то, чего я хочу, — сказал я. — Озарение.
Наставник ласково посмотрел на меня.
— Озарение само по себе тоже не имеет никакого смысла. Я хочу, чтобы ты