Поэзия была истинным средоточием придворной жизни; сочинение стихотворений, обмен ими и цитирование было важнейшим средством взаимодействия, и, пожалуй, ни одно другое сообщество в мире не придавало настолько большого значения поэтическому дару. Поэзия сопровождала жизнь аристократа эпохи Хэйан от начала и до конца, без нее не обходилось ни одно значимое событие. К рождению ребенка подносили поздравительные стихи; обмен поэтическими репликами был неотъемлемой частью как официальных, так и неформальных ритуалов ухаживания; на смерть составляли прощальные стихи. Именно поэзия зачастую была наилучшим способом одержать любовную победу или получить повышение при дворе. Над теми, кому не давалось стихосложение, смеялись. Например, в «Исэ моногатари» цитируется неумелое стихотворение, отправленное некой придворной даме ее почитателем, и рассказчик комментирует его следующим образом: «Вот противная песня!»[23]
Критериями оценки поэзии были уместное использование образов природы, способность ссылаться на известные китайские и японские произведения и тонкость нюансов в выражении содержания. Выражаться необходимо было исподволь, метафорически, избегая слишком прямых высказываний. Вот пример из «Записок у изголовья». Когда Сэй Сёнагон опасается, что впала в немилость у императрицы, она получает от ее величества письмо с листком бумаги, на котором ничего не написано. Вместо этого в бумагу вложен один-единственный желтый лепесток горной розы, на котором написано: «Тот, кто молчит о своей любви». Сёнагон узнает цитату из классического стихотворения и понимает из этого туманного намека, что императрица по-прежнему к ней благосклонна. В повседневной жизни была масса случаев — от поездки в деревню до первого снега, когда неспособность сочинить подходящее стихотворение немедленно расценивалась как социальный провал. В то же время, получив письмо со стихотворением, необходимо было немедленно составить ответ, используя тот же образный ряд.
Самой популярной стихотворной формой эпохи Хэйан была танка, написанная на японском, а не на классическом китайском языке. Это были пятистишия, в которых насчитывался 31 слог, ритм строился на чередовании 5- и 7-сложных стихов по схеме 5–7–5–7–7. Прекрасные образцы жанра были собраны в 21 императорской антологии, начиная с «Кокинсю» («Собрания старых и новых песен») в 905 году. В «Кокинсю» содержится около 1100 произведений, которые можно приблизительно разделить на две основные категории, отражающие интересы поэтов: стихи о любви и стихи о природе и смене времен года. Более мелкие категории включают стихи о путешествиях, поздравительные и горестные стихи. «Кокинсю» оказывало значительное влияние на японскую поэзию относительно формы, структуры и тематики произведений вплоть до конца XIX века. Один из главных составителей сборника, Ки-но Цураюки, пишет в своем часто цитируемом введении:
Песни Японии, страны Ямато, прорастают из семян сердец людских, обращаясь в бесчисленные листья слов. В мире сем многое случается с людьми, и все помыслы, что лелеют они в сердце, все, что видят и слышат, — все высказывают в словах. Слушая трели соловья, что распевает среди цветов, или голоса лягушек, обитающих в воде, понимаем мы, что каждое живое существо слагает свои песни. Не что иное, как поэзия, без усилия приводит в движение Небо и Землю, пробуждает чувства невидимых взору богов и демонов, смягчает отношения между мужчиной и женщиной, умиротворяет сердца яростных воителей[24]
.