Япония. История и культура: от самураев до манги

Под покровительством сёгуна и воинского сословия Риндзай-дзэн построил систему из нескольких сотен официально поддерживаемых монастырей в Камакуре, Киото и в провинциях. Они стали центрами развития искусств, связанных с дзэном, таких как устройство пейзажных парков, каллиграфия и монохромная живопись, а также чайная церемония (о ней подробнее см. далее в этой главе).

Второй изначальной школой дзэн была Сото, привезенная из Китая монахом Догэном (1200–1253). Согласно ее учению, ядром практик дзэн была медитация дзадзэн, называемая «просто сидением». Догэн отринул официальное покровительство, которое привязывало Риндзай к правящим элитам, и основал свой храм Эйхэйдзи в сельской префектуре Фукуи, вдали от соблазнов Камакуры и Киото. В Сото развитие медитативного осознания себя не было привязано исключительно к практикам дзадзэн; самоосознание было необходимо и во время повседневных занятий — работы, приема пищи, прогулок или отдыха. В сборнике «Тэндзо кёкун» («Уроки дзэнского повара») Догэн тщательно разъяснял повседневные обязанности монастырских поваров, подчеркивая возможности для практик осознанности. Например, подобные советы найдем в следующем отрывке: «Промывая рис, убери весь песок. Делая это, не потеряй ни зернышка риса. Глядя на рис, старайся одновременно видеть и песок; глядя на песок, увидишь рис. Аккуратно проверь и то и другое. Тогда блюдо с шестью вкусами и тремя свойствами получится у тебя просто и естественно»[32].

После смерти Догэна учения и практики Сото начали включать в себя также народные верования, молитвы о материальных благах и элементы эзотерического буддизма. Все это делало Сото более привлекательным для народа, чем Риндзай. В результате Сото массово распространился среди крестьян и самураев северной части Японии.

Искусство и культура воинского сословия

Поднявшись на вершину политической иерархии, воинское сословие начало устанавливать собственные культурные и общественные нормы. Воинский идеал выражался в идее баланса между бун и бу, то есть искусством мира и искусством войны. С одной стороны, военные элиты должны были деятельно поддерживать бу — боевые искусства, особенно стрельбу из лука, но также не забывать и о мече. Этические идеалы воинского поведения — героизм, верность и готовность умереть за своего господина — воспевались в героическом эпосе (например, в «Повести о доме Тайра»), однако далеко не всегда воплощались в реальности. Подъем воинского сословия оказался на руку ремесленникам, изготовлявшим оружие, доспехи, шлемы и конскую упряжь — все это поднялось на новый технологический и эстетический уровень. Оружие становилось роскошным: клинки смертоносных мечей и кинжалов богато украшали прихотливой резьбой, их рукояти оборачивали акульей кожей, а в лакированных ножнах делали специальные кармашки для палочек для еды или заколок для волос. В доспех, традиционно изготовляемый из лакированной кожи для защиты от непогоды, начали включать железные и стальные пластины для лучшей защиты от аркебуз^{22}.

С другой стороны, военной элите для службы на чиновничьих постах также приходилось совершенствоваться в бун — навыках управления, включавших грамотность и культурное развитие. Сельский самурай невысокого статуса не имел ни времени, ни ресурсов, чтобы научиться грамоте и культуре, однако по мере повышения статуса воинского сословия военные элиты овладевали хитростями культурного времяпрепровождения, необходимыми для взаимодействия с придворными и высокопоставленными монахами. Они на равных участвовали в литературных салонах и становились заслуженными покровителями художников и драматургов.