Япония сверхъестественная и мистическая: духи, призраки и паранормальные явления

Озадаченный Юсай попросил доктора Сидзё съездить с ним к тому рву, где доктор с Синдзабуро рыбачили примерно восемь лет назад. Они нашли разоренный дом Иидзима Хэйдзаэмона, когда‑то ухоженный сад весь зарос травой. «Очевидно, что семья погибла много лет назад, — задумался Юсай. — Не знаю, в чем дело, но это плохой^ знак».

Он побеседовал с монахом в храме Синбандзуйин, где находилась могила семьи Иидзима. Юсай поведал монаху все, что знал. Священнослужитель внимательно слушал, и выражение его лица становилось все более озабоченным.

«Если все это правда, тогда дело действительно ужасное, — сказал монах. — Это говорит о том, что Оцую и Ионэ несчастны в своих могилах и что их души бродят. Теперь, когда вы мне рассказали эту историю, я понимаю, почему пионовый фонарь на могиле Иидзима все это время оставался чистым и выглядел новым, без единой дырочки в течение последних восьми лет. Никогда я не видел его рваным или поцарапанным, а это всего лишь бумажный фонарь. Я всегда думал, что это странно, но теперь я знаю, что приключилось с Синдзабуро».

Монах долго и напряженно смотрел на Юсая. «Мне очень жаль говорить вам это. Но Синдзабуро осталось жить всего несколько дней».

В ужасе Юсай ухватился за монашескую рясу: «И вы ничего не можете сделать, чтобы прекратить появление этих привидений у Синдзабуро? Совсем ничего?»

Сначала монах покачал головой. Но потом произнес: «Может быть, и есть выход». Он поручил Юсаю взять полоски бумаги, на которых монах напишет специальную защитную сутру, и поместить их над всеми дверями, окнами и другими отверстиями в доме Синдзабуро.

Он также сказал Юсаю, чтобы тот приказал Синдзабуро молиться по ночам и не прерывать молитву, что бы ни случилось.

«Если вы будете четко следовать моим инструкциям, — предупреждал монах, — то привидения не смогут войти в дом, и у нас будет шанс изгнать этого демона, который преследует Синдзабуро. Я лично буду молиться столько, сколько потребуется».

Юсай взял полоски бумаги и повесил их над всеми отверстиями в доме Синдзабуро. Он приказал Синдзабуро начать молиться и не останавливаться ни под каким предлогом. Молодой человек делал все так, как ему велели. Однако в душе он отказывался верить, что его красавица Оцую, такая живая и такая прекрасная, могла быть привидением.

РАЗОРВАННЫЙ ПИОНОВЫЙ ФОНАРЬ

Из уважения к Юсаю Синдзабуро начал молиться, когда наступила ночь. В полночь, как обычно, звук тэта, ка–ран–ко–рон, приблизился и затих у двери, теперь уже защищенной оградительной сутрой. Безуспешно попытавшись проникнуть в дом, Оцую закричала: «Синдзабуро, пожалуйста, пусти меня, как ты обычно делаешь, давай снова побеседуем».

Хотя Синдзабуро жаждал увидеть ее, он отказался открывать дверь, сосредоточился и продолжал молиться, несмотря на мольбы Оцую, которые были слышны всю ночь. Наконец закричали первые петухи. Стук тэта стал удаляться от дома, пока не стих вдали. На следующую ночь, и через день, и на следующую ночь повторялось то же самое. Оцую и Ионэ приходили и умоляли пустить их. Каждый раз они уходили с первыми петухами. Семь ночей Синдзабуро продолжал молиться. В храме Синбандзуйин монах тоже молился, веря, что сутры скоро подействуют.

На восьмую ночь опять приблизился стук тэта и голос Оцую грустно проговорил: «Синдзабуро, пожалуйста, открой дверь. Если бы я только могла увидеть тебя еще раз, мои сокровенные надежды сбылись бы. Мне незачем жить в этом одиноком мире. Пожалуйста, пусти меня, Синдзабуро, ну пожалуйста».

Хотя в душе и желая, чтобы дверь открылась настежь, Синдзабуро ожесточился против Оцую и игнорировал ее печальные мольбы. Еще семь ночей он продолжал молиться, повышая голос так, чтобы не слышать, как стонет Оцую у двери. После четырнадцати дней и ночей сутры не подействовали на привидений, которые продолжали приходить в полночь и просили пустить их в дом. Но все равно Синдзабуро молился.

Наступила двадцатая ночь. Две женщины пришли, как обычно, и Оцую умоляла голосом, звенящим, как натянутая струна кото: «Синдзабуро, ты никогда больше не позволишь мне увидеть тебя. Это так меня огорчает. Единственное, о чем прошу, — позволь увидеть тебя еще один раз».

Синдзабуро слышал рыдания Оцую. Но он зазвенел колокольчиком и стиснул свои четки, распевая молитву еще громче, чем раньше. С первыми петухами Оцую и Ионэ исчезли. Когда затихли звуки тэта, Синдзабуро рухнул перед алтарем, у которого молился, и заплакал: «Оцую, я тоже хочу видеть тебя, и больше, чем ты можешь себе представить. Но я не могу, я не должен этого делать. Пожалуйста, пойми это и прости меня. Смирись с тем, что между нами все кончено».

Пришла двадцать первая ночь. Сжимая курильницу под кимоно, Синдзабуро начал молиться. В полночь застучали тэта — ка^ран–корон. Голос Оцую, слабый и тихий, сказал: «Синдзабуро, сегодня двадцать первая ночь. Это будет последняя ночь, когда я пришла увидеть тебя, потому что после сегодняшней ночи я уже никогда не приду. Это прощание».