Япония в эпоху Токугава

В качестве типичного примера превращения деревни в дзаймати служит история деревни Дзёхана в княжестве Кага, недалеко от города Канадзава. Там имелись хорошие условия для рисоводства, но у крестьян только небольшие поля были заняты под посевами риса, а в основном они разводили коконы, поскольку это занятие давало больший доход семье. Городские торговцы стали ссужать крестьян деньгами, после скупали у них коконы и передавали их ремесленникам, изготовлявшим пряжу, а затем — ткань. Постепенно весь процесс поставили под свой контроль оптовые торговцы, и изделия из шелка стали продаваться не только на территории княжества, но и перепродаваться торговцам в Киото. Это привело к тому, что уже к 1693 г. основная часть крестьян в деревне занималась только ремеслом, а около 30 % жителей между 1683–1693 гг. покинуло деревню, чтобы заняться коммерческой деятельностью[263].

История дзаймати свидетельствует о предпринимательской активности разных слоев населения Японии. В этих городах была развита разнообразная экономическая деятельность — торговая, ремесленная, посредническая. Это был способ выживания отторгнутых деревней «лишних людей».

Постепенно дзаймати стали центрами крестьянской экономики. Их специализация была напрямую связана с крестьянскими подсобными промыслами. Широкое распространение в них получила работа по найму за деньги. Многочисленные представители нижнего социального слоя стекались в дзаимати из окрестных деревень в поисках поденной работы.

Основную причину распространения этого типа города следует искать в росте неаграрной занятости населения, в развитии крестьянской домашней промышленности, что привело к росту населения средних и мелких городов. Этот процесс был особенно характерен для района Кинай, который отличался высоким уровнем развития экономики и где находились два из трех самых крупных города токугавской Японии — Осака и Киото[264]. Можно сказать, что шел процесс раскрестьянивания разных социальных слоев японской деревни, что приводило к росту городского населения.

* * *

Процесс урбанизации не был одинаковым для всех районов Японии. Он зависел от степени развития экономики, ее специализации, товарного характера производства и, не в последнюю очередь, от наличия путей сообщения.

Поддержанию оживленных связей между городами, провинциями и деревнями способствовало хорошее состояние дорог. Главные японские дороги были достаточно широки, чтобы можно было свободно разъехаться двум экипажам. Они содержались в хорошем состоянии; особенно тщательно их ремонтировали перед приездом важных сановников.

Дороги и транспорт в период Токугава находились под строгим правительственным контролем. От сёгунской столицы Эдо протянулось 5 радиальных дорог, на каждой из которых на расстоянии 10 км были устроены почтовые станции с гостиницами. В них останавливались на ночлег самураи, для которых там резервировались лошади и обслуга, нанимавшаяся бакуфу. На главной дороге Токайдо, связывавшей Эдо-Киото-Осака, на каждой станции находились 100 чел. обслуги и 100 лошадей, на дороге Накаяма — по 50, на остальных трех — по 25. На менее важных дорогах, где движение было не столь оживленным, постоялые дворы строились местными феодалами. Приоритетом в получении ночлега и транспортных услуг пользовались самураи, они же дешевле платили за проезд.

Придорожные почтовые станции частично освобождались от земельного налога; кроме того, им выдавалась определенная дотация, разрешалось заниматься перевозкой и предоставлять ночлег простым людям (сёмин), однако с условием, чтобы это не наносило ущерб самураям. Сёмин платили за пользование станциями без скидки.

Вдоль оживленных дорог располагались многочисленные лавки, предлагавшие проезжающим разные товары. Постепенно на месте почтовых станций стали образовываться небольшие городки[265].

Спрос на транспорт был большим. Поэтому, когда на почтовых станциях не хватало людей и лошадей, проводили мобилизацию в соседних деревнях. Последние были заранее распределены между станциями и по распоряжению чиновников этих станций предоставляли необходимое количество людей и лошадей. В качестве компенсации эти деревни освобождались от ряда налогов. Однако несмотря на это к 50-м гг. XIX в. придорожные деревни были истощены, поскольку компенсация за гужевую повинность не покрывала всех расходов.