Радикальная переориентация общества вызовет тяжелый моральный и духовный кризис. Большинство японцев сегодня чувствует себя в своей стране вполне комфортно, и с точки зрения социальной стабильности это очень хорошо, но это комфорт идеального потребителя в идеальном обществе потребления. Если пересадить такого человека в интеллекутальное общество, он почувствует себя, мягко выражаясь, потерянным и неполноценным —-прежде всего, потому что не будет знать, что и как потреблять.
Я сомневаюсь, что в Японии возможна «интеллектуальная революция». Еще больше я сомневаюсь в том, что Японии 一 по крайней мере, сегодняшней — она нужна. Попытка тотального превращения «винтиков» лучшего качества в мыслящие индивидуумы обречена на провал, но может подорвать, если не разрушить общество изнутри. Хотя как будет обновляться в таких условиях японская элита, те самые «мастера», я, честно говоря, не знаю.
Степень МВА или тем более доктора экономики, полученная в престижном американском университете, открывает ее обладателю-японцу чуть ли не все дороги в мире бизнеса и управления. В интеллекутальном обществе так должны котироваться дипломы собственных национальных университетов, но ни для кого не секрет, что большинство японских студентов воспринимает университетские годы как законную передышку между школьным «экзаменационным адом» и не менее трудными первыми годами «учебы» на рабочем месте. Это время, когда надо отдыхать и развлекаться, а не учиться. Тот, кто действительно хочет учиться, по окончании четырехлетнего базового курса идет в магистратуру и дальше в докторантуру.
В Японии, как признается Сакаия, «оригинальные научные идеи и исследования редко выходят из стен университетов. Видимо, японские университеты на самом деле гораздо беднее творческими исследованиями, чем университеты Европы и Америки» (с. 69). При отсутствии в Японии системы академических научно-исследовательских учреждений, как в России, и исключительно прикладной ориентированности НИИ, принадлежащих компаниям и обслуживающих их нужды, становятся понятны причины слабости японской фундаментальной науки. А без развитой фундаментальной науки ни о какой «интеллектуальной революции», конечно, не может быть и речи, как бы ни уверял Сакаия, что в Японии она вот-вот начнется. Одним только решением элиты даже вкупе с поголовной компьютерной грамотностью интеллектуального общества не построить.
Но все-таки я хочу быть оптимистом. Хочу верить, что и в XXI веке Япония сможет внести вклад в социальный и культурный опыт человечества, соответствующий тому, что она уже накопила и чего достигла. Хочу верить, что она снова успешно преодолеет то, что А.С. Панарин называл «искушение глобализмом». «Лицом к Азии» 一 не значит спиной к остальным, но с принципиально бездуховным «современным миром» стране, имеющей, что сохранить, и желающей сберечь свое лицо, стоит быть поосторожнее, какой бы вкусной ни казалась «чечевичная похлебка» глобализации в ее материальных аспектах. Глобализацию сделают и без Японии, но каким однообразно тусклым будет глобализированный мир, если его не расцветят своими красками такие страны, как Япония.
Правящая элита Японии относительно поздно осознала важность пропаганды, направленной на внешний мир, точнее, государственного имиджмейкинга, главной целью которого является целенаправленное создание максимально благоприятного образа своей страны в окружающем мире. История японского государственного имиджмейкинга насчитывает почти полтора столетия. Несмотря на перемены и потрясения, это единый процесс, этапы которого находятся в преемственном отношении друг к другу, а многие принципы и методы сохраняются до настоящего времени, приспосабливаясь к конкретным условиям. В целом имидж Японии в мире, не считая периода 1930-1940-х гг., был благоприятным, хотя не всегда отвечал амбциям ее правящей элиты. Над Японией и японцами могли смеяться, их критиковали, но, за сравнительно редкими и особо мотивированными исключениями, не ненавидели. Это заставляет с особым вниманием отнестись к методам и способам формирования положительного образа Японии в мире.
Первой акцией японского правительства в деле государственного имиджмейкинга стало участие в Лондонской всемирной выставке 1862 г., за шесть лет до консервативной революции