Япония в раннее Средневековье VII-XII века. Исторические очерки

Положение уездных чиновников во многом зависело от губернаторов провинций, в компетенцию которых входили назначение начальников уездов и оценка их деятельности. Ежегодно губернаторы обязаны были объезжать все уезды и определять результативность деятельности местной администрации. Соответствующие доклады посылались в департамент церемоний и чинов, и хотя начальники уездов назначались пожизненно, низкая оценка их деятельности влекла за собой отстранение от службы. Критерии оценок были разработаны в 712 г. [37, т. 1, с. 48]. Нередко, однако, губернаторы по собственному произволу смещали начальников уездов и назначали на эти должности угодных им лиц [37, т. 1, с. 52]. От губернаторов зависели также прием родственников уездных чиновников в провинциальные школы, аттестация их в конце учебного года по результатам экзаменов, назначение в дворцовую охрану и выбор унэмэ [271, с. 100–101].

Рассмотренное выше положение классов и слоев японского общества позволяет заключить, что естественный процесс феодализации, вызвавший к жизни политику поощрения земледелия, привел к усилению имущественного и социального неравенства, углублению пропасти между знатью и крестьянством. Социально-экономическая роль крестьянства в VIII в. возросла, усилилась его эксплуатация, обострились социальные противоречия. Труд прикрепленного к земле крестьянина в лучшем случае давал ему возможность как-то прокормиться, результатами же его труда пользовался господствующий класс. Земля формально принадлежала государству в лице императора, но доходы от ее обработки распределялись среди знати, феодалов.

Эксплуатация крестьянского трудя дала знати имущество и свободное время — условия, необходимые для литературного творчества, удовлетворения эстетических потребностей, развития культуры в целом.

Этнос и культура

В материальной и духовной культуре японцев в VIII в., безусловно, отчетливо прослеживаются классовые различия. Вместе с тем в культуре антагонистических классов обнаруживается формирование некоторых черт, которые, развиваясь и распространяясь на протяжении последующих столетий, в совокупности с другими элементами, возникшими раньше или значительно позже, составили характерные признаки культуры японского этноса в целом. К их числу относится, например, сезонное любование природой — распускающимися листьями деревьев, цветами, багряным кленом, первым снегом. Этот обычай стал распространяться в VIII в. — сначала как элемент культуры аристократии.

В первую очередь обращают на себя внимание коренные различия в материальной культуре феодалов и крестьянства, обнаруживающиеся в жилище, пище, условиях труда и быта, а следовательно, в обычаях, нравах, мировоззрении.

При известной разнице в географических условиях, положении, размерах деревень [264] крестьянское жилище VIII в. в основном было однотипно. Заметные различия в жилье крестьян в пределах одной деревни начали появляться в IX–X вв. и были связаны с процессом имущественной дифференциации крестьянства; на этапе развитого феодализма они стали уже значительными. Общеяпонский же тип жилища, по мнению этнографов, сформировался только в первой половине XIX в. [58, с. 230].

В VIII в. крестьянское жилище представляло собой землянку или полуземлянку, резко контрастировавшую с домами знати. Из раскопанных японскими археологами жилищ этого времени наиболее известны сохраняющиеся ныне в качестве музеев под открытым небом остатки деревень в Токио и вблизи Екаитиба в префектуре Яманаси. Автор данных очерков в 1981 г. имел возможность ознакомиться лишь с полуземлянками первых столетий н. э., существенно отличающимися от жилищ VII–VIII вв. и размерами, и внутренним устройством, и формой крыши. Поэтому мы сошлемся на описание японского историка Аоки Кадзуо, осмотревшего в 1958 г. жилище из деревни Хираидэ в префектуре Нагано. Это — землянка глубиной 50–60 см, относящаяся к III в., однако существование такого жилища и в VIII в. не было редкостью (раскопки велись с 1947 по 1953 г. токийскими археологами под руководством Оба Ивао).

Конструктивную основу жилища составляли четыре несущих столба, на которых укреплялась тростниковая крыша, низко спускавшаяся к земле и почти закрывавшая стены. Над входом часть крыши была приподнята. Высота жилища — 5–6 м, размеры — примерно 6 м с каждой стороны. Пол — земляной, ночью на него стелилась солома. Внутри стены дома были покрыты древесной корой; никаких перегородок в крестьянском доме в отличие от домов горожан не было. В противоположном от входа скате крыши — отверстие-дымоход. Слева от входа располагался большой глиняный очаг, по обеим сторонам которого были вырыты углубления для хранения пищи. Глиняная утварь — кувшины, горшки — стояли вблизи очага. В таком доме жила семья, состоявшая из 9–10 человек [207, с. 201–205].