Но вернемся к временам кануна революции. Причины, которыми руководствовались самураи при создании отнюдь не дешевых воинских формирований, достаточно ясно изложены в письме некоего Китагаки Кумимити, написанном примерно в середине шестидесятых годов и отправленном его близкому родственнику: «Если вдруг возникнет угроза иностранного вторжения, народ окажется в беспомощном состоянии и будет покорен за три дня… Я очень беспокоюсь, как бы столица не подверглась опасности, поэтому я решил набрать людей и создать местные войска с тем, чтобы обеспечить безопасность страны. Этим я хочу хоть в какой-нибудь степени покрыть свой долг перед императорским домом». Совершенно очевиден рост национального самосознания новой аристократии, которая безо всякого указания свыше принимала на себя ответственность за будущее нации, страны и императора. При этом для осуществления этих намерений он создает вооруженные силы — вешает на стенку то самое ружье, которому неизменно придется выстрелить…
Однако наивысшего успеха при создании армии нового типа достиг Такасуги Синсаку — по общему мнению японских историков, выдающийся стратег и военачальник, — к сожалению, умерший от туберкулёза совсем молодым, в 21 год. Он возглавил вооруженные силы княжества Тёсю после неудачного Киотского мятежа 1865 года. Он с раннего детства обучался у японских учителей голландской школы в Эдо и приобрел глубокие знания европейской военной науки. Был яростным сторонником сённо-дзэн, крайним радикалом — при этом совершенно не стремился скрывать своих взглядов. С презрением относился к самураям — своим современникам: «Воинская доблесть самураев притупилась, и для возрождения армии необходимо привлекать добровольцев, обладающих здоровым духом, храбростью и мастерством,
Совершенно понятно, что для решения задачи формирования вооруженных сил нового типа нужны были средства — причем не столько долговременные кредиты иностранных государств (что могло быть расценено в своем кругу как отступление от национальной идеи), сколько деньги, заработанные за счет контрабандной торговли внутри страны и экспортных доходов отдельных кланов. В этой стратегии купечество, еще вчера презираемое и порицаемое, становилось главным ресурсом развития. Как отмечал Г. Норман,
Становится ясным, откуда вышла политическая практика «агентов влияния», ставшая краеугольным камнем японской внешней политики и разведки. Становится понятным, почему революция Мэйдзи практически не вывела на политическую орбиту новых людей: ее делали для себя, под свои потребности и ни с кем делиться не собирались… Европейский экономический термин «меркантилизм» лишь в некоторой степени может описать процесс накопления финансового капитала, начавшийся в середине пятидесятых годов и стремительно нараставший по мере появления новых состояний. Купцы вкладывали избыточные средства в приобретение земли, которую сдавали в долгосрочную аренду, создавая пусть дешевые, но многочисленные рабочие места для крестьян. Самураи, «крышевавшие» купцов, получали свои проценты от земельных спекуляций и экспортной торговли, вкладывая их главным образом в создание территориальных вооруженных сил. По сути, революционные процессы государственного переустройства начались с момента выхода страны из экономической изоляции, и остановить их уже было невозможно. Даже замедлить серьёзно не получалось. Вся масса финансовых интересов предполагала изменения политической системы, в результате которых эти интересы были бы защищены всей силой государственной власти. Бакуфу к этому не было приспособлено никоим образом, и дни его были сочтены…