Японская фантастическая проза

Группы соединились у подножия Хакуба. Вокруг не было ни души. От дороги, которая, разветвляясь, вела вниз, не осталось и следа. В северной части горы Сё-Хюга бездонная трещина отрезала верховья заваленной снегом реки Мацу-гава. Под отелем «Сарукурасо» образовался обрыв, со дна которого поднимался пар. Погода опять изменилась. Густой туман окутал окрестности, затем разразилась страшная снежная буря, которая бушевала четверо суток. К счастью, и в отеле, и в хижине были запасы продуктов и топлива, но одна из девушек все же заболела воспалением легких, а двое парней получили переломы при падении. Дождавшись конца снежной бури, они двинулись на север, дошли до хижины Цугаике, попытались спуститься к станции Хакуба-Оикэ, но обнаружили, что на юго-западном склоне пика Хиёдори образовалась гигантская трещина, поглотившая хижину Содай и отрезавшая путь вниз. А вся северная часть района, включая склоны пика Хатигатакэ и устье рек Огоню и Ренгэю, была покрыта глубоким снегом. Под ним беспрестанно образовывались новые трещины, отовсюду бил пар.

— Ну, спустились бы к станции Хакуба-Оикэ, дальше что? — спросил Онодэра ровным голосом: какой смысл ругать этих идиотов? — Там обвал перегородил реку, и она разлилась...

— А шоссе № 148 на всем пути непроходимо? — спросил один, видно главный в отряде.

— А как ты думаешь, почему бы еще проход по нему был запрещен? — Такое. легкомыслие обезоруживало Онодэру.— Берега реки Итой сдвинулись по вертикали больше чем на десять метров. Кстати, почему, зная это, вы нарушили запрет?

— Откуда нам знать, по телевизору только две программы работают, а газеты через день выходят, и то факсимильные...— капризно сказал скуластый парень.— Да ладно, можете не говорить дальше! Все только и делают, что читают нотации. Но горы, понимаете, это смысл нашей жизни. Почему нельзя сказать последнее «прости» этим прекрасным японским «Альпам», если они вот-вот исчезнут? И вообще, мы готовы умереть здесь, в горах. За тем мы сюда и шли...

— Ну что ж, пожалуйста! — Онодэра повернулся к ним спиной и направился к вертолету.— Нам только легче — меньше работы. Как я понял, два ваших товарища уже добились этого? Можете последовать их примеру.

У Онодэры было такое чувство, словно душа его выгорела дотла. Он вдруг вспомнил, как, вернувшись в свою квартиру после долгого отсутствия, избил забравшихся туда молодых ребят, наркоманов. Сколько времени прошло с тех пор?! Тогда он еще был способен и избить, и выгнать сгоряча, и вдруг стать мягким и жалостливым.

Теперь он другой. Будто тело и душу стянула толстая как у слона кожа. «Да, делаюсь противным, черствым человеком»,— мельком все же подумал он, испытывая к себе нечто вроде жалости. А может, слишком устал, словно вдруг сделался глубоким стариком. И к тому же...

Он не дал всплыть в памяти слову «Рэйко». Казалось, не сдерживай он, подобно расчетливому холодному убийце своих эмоций, и это слово набросится на него, поднявшись со дна сознания со стремительностью торпеды. Тогда заскорузлая твердая корка, покрывающая душу, растрескается, боль огненной лавой хлынет наружу, и он вновь забьется в судорогах, катаясь по земле и раздирая грудь.

...В тот день, услышав по телефону голос Рэйко, звонившей с шоссе Манадзуру, Онодэра как безумный выскочил на улицу. Бежать, бежать... скорее!.. Но куда, разве добежишь из Токио до Идзу? Ни о каком транспорте не могло быть й речи.

Он примчался в Итигая, кричал, требуя немедленно поднять его на вертолете, избил двух офицеров, пытавшихся его утихомирить. Его скрутили, он вырвался и опять выскочил на улицу. Что было потом, он не помнит. Пришел в себя на бронированной амфибии сил самообороны, которая переправлялась через реку Сакава. Но дальше Одавары проезд был запрещен даже для транспорта сил самообороны.

Потом он вдруг увидел себя царапающим горячий пепел, смешанный с пемзой и вулканическими бомбами, у обочины дороги перед городом Одавара, превратившимся в серую пустыню. И он лежал на этом мертвом слое пепла и в голос рыдал без слез. Почему-то на нем была изодранная полевая форма майора армии сил самообороны. Каска съехала набок, одна щека рассечена, пальцы правой руки ободраны в кровь, на левой кисти тоже косая ссадина.

Он был там на следующий день после страшного извержения — он узнал об этом много позже. Над Фудзи все еще полыхало багровое зарево. Не похожая на себя гора извергала черный дым и осыпала все вокруг пеплом. Из Одавары было видно, как по склону Хаконэ, извиваясь, течет багрово-черная лава. Бесился жаркий, опаляющий ресницы ветер. Уже после того, как он пришел в себя, его не раз охватывало безумное желание броситься в этот раскаленный, смешанный с пеплом вихрь. Хотелось кричать и разгребать, разбрасывать во все стороны пепел — ведь там, под толстой серой пеленой, возможно, где-то лежала Рэйко...

Вернувшись в штаб и не слушая увещеваний Накаты и Юкинаги, он бросился к начальству и потребовал, чтобы его направили в спасательный отряд.