Японская новелла

Сидя на диване, Ватанабэ изучал внутреннее убранство залы. Стены украшали картины, ни в малейшей степени не согласующиеся между собой по стилю. Цветущая слива с соловьями, и Урасима-таро⁴, и какая-то одинокая хищная птица. Продолговатые и узкие декоративные свитки выглядели под высокими потолками несоразмерными, словно их развернули только наполовину. Над дверью красовалась матерчатая полоска с письменами “века богов”⁵. Да, современная Япония — не эталон вкуса! — решил Ватанабэ и продолжал курить, стараясь ни о чем больше не думать.

Но вот в коридоре послышались голоса. Дверь отворилась, и перед ним предстала та, ради которой од сюда явился. Большая соломенная шляпа а-ля Мария-Антуанетта, украшенная огромным пером; серое пальто нараспашку, под ним — серая же юбка и тончайшей работы батистовая блуза. В руке — изящный, как игрушка, летний зонтик.

Ватанабэ расплылся в приветливой улыбке, положил сигару и стремительно встал. Дама кивнула сопровождавшему ее официанту и лишь затем подняла глаза на Ватанабэ. Огромные карие глаза, от которых он когда-то не мог оторваться. В те дни под ними еще не лежали густые лиловые тени.

— Кажется, я опоздала, — сказала она по-немецки нарочито небрежным тоном Зонтик перекочевал в левую руку, правая же, в перчатке, была протянута ему. “Сковывает присутствие официанта”, — подумал Ватанабэ, вежливо пожимая пальцы дамы.

— Доложите, когда ужин будет готов, — распорядился он, и официант тотчас же удалился,

Зонтик был брошен на диван, туда же со вздохом облегчения опустилась дама. Она неотрывно смотрела ему в лицо. Ватанабэ придвинулся ближе.

— Как тихо, — наконец проговорила она.

— Когда я пришел, здесь стоял немыслимый грохот, идет реконструкция.

— Ах, вот оно что! Видно, поэтому так неуютно. Впрочем, мне теперь везде неуютно.

— Когда и какие дела привели тебя сюда?

— Я приехала позавчера, а вчера мы виделись с тобой.

— Так какие же тебя привели дела?

— С конца прошлого года я находилась во Владивостоке.

— Выступала в ресторанах?

— Да.

— Одна или с труппой?

— Ни то ни другое. Мы вдвоем, ты его знаешь. — Немного помедлив, она добавила: — Со мною Косинский.

— Тот поляк? Ты что же, стала пани Косинской?

— Нет, просто я пою, Косинский аккомпанирует.

— И только?

— Видишь ли, когда путешествуют вдвоем, отрицать было бы...

— Понятно. Значит, он тоже в Токио?

— Да, Мы остановились в “Атагояме”.

— Как же он отпускает тебя одну?

— Концерты даю я, он только аккомпанирует. — Она сказала “Begleiten”, что можно было истолковать двояко: аккомпанирует, сопровождает.

— Я не утаила от него нашу встречу на Гиндзе, он тоже выразил готовность повидаться.

— Избавь, пожалуйста.

— Не беспокойся. Денег у нас пока много.

— Сейчас много, потом потратите — и станет мало. Что тогда?

— Поедем в Америку. Еще во Владивостоке нас предупреждали, что на Японию не следует рассчитывать.

— Правильно вас предупреждали. После России надо ехать в Америку. Япония пока не доросла, она — в процессе реконструкции.

— Что я слышу? И это говорит японец, да еще сановная особа! Вот расскажу в Америке! Ты ведь, правда, важный чиновник?

— Чиновник.

— И, наверное, из респектабельных?

— До противного. Настоящий филистер. Сегодняшний вечер, конечно, не в счет.

— Слава богу. — Дама сняла давно расстегнутые перчатки, протянула заледеневшие руки. Он торжественно пожал их. Она не сводила с него глаз. От залегавших под ними теней они казались еще больше.

— Можно я тебя поцелую? — спросила она. Ватанабэ поморщился:

— Мы же в Японии.

Как раз в эту минуту дверь отворилась и вошел официант:

— Кушать подано.

— Мы в Японии. — повторил Ватанабэ, встал и пригласил даму в соседнюю комнату.

Вспыхнул электрический свет. Дама осмотрелась, села к столу.

— Chambre separee! — сказала она с улыбкой. Ватанабэ почувствовал какую-то неловкость, возможно, мешала корзина с цветами. Выдержав паузу, он сухо заметил:

— Это получилось совершенно случайно.

Налили шерри. Подали дыню. Вокруг пары гостей суетились три официанта.

— Смотри, сколько их тут, — заметил Ватанабэ.

— И никакого толку. В “Атагояме” то же самое.

— В “Атагояме” неважно?

— Да нет, ничего. Правда, вкусная дыня?

— Поедете в Америку, там по утрам вам будут приносить гору всякой еды. — Они ужинали и перебрасывались ничего не значащими фразами.

Подали шампанское.

—Есть ли в тебе хотя бы капля ревности? — неожиданно спросила она.

В продолжение всей этой беседы ни о чем она вспоминала, как, бывало, сидели они после спектакля в кабачке “Голубые ступеньки”, как ссорились и мирились. Хотела будто бы в шутку спросить, а помнит ли он то время, но вопрос прозвучал серьезно и с явной болью.

Ватанабэ поднял бокал шампанского и твердо произнес:

— Kosinski soil leben!

Дама молча подняла свой бокал, лицо ее застыло в улыбке, рука немилосердно дрожала.

Было всего половина девятого, когда коляска рикши пересекла залитую огнями Гиндзу и повернула в сторону Сибы. Лицо ехавшей в ней дамы скрывала густая вуаль.

1910

ПОСЛЕДНЯЯ ФРАЗА