— Я уже говорил вам: желания спасти его у меня горы, но честь дома Уэда — на волоске от гибели. Из дома Уэда вышел мятежник — тут уж ничего не изменишь. Но этот мятежник, не сложив головы на поле боя, вернулся домой, и покрывать его—все равно, что мятежным стать всему дому Уэда. Разве это не так? Подумайте, что скажут люди! Ведь то, что мы укрываем Сигэру, выйдет наружу, не может не выйти! В деревне все уже об этом прослышали! Как ни затыкай людям рот, все знают, что Сигэру вернулся. Недаром же от Сонобэ приходили сказать, что, мол, в нашем доме скрываться ему небезопасно, и потому они спрячут его пока что у себя — разве не так?.. То, что Сигэру укрыли, неминуемо обнаружится. Да что говорить о Сигэру! Ведь вина падет даже на отца с матушкой. Придут жандармы, возьмут немощного отца, свяжут веревками, матушку посадят в тюрьму, на нас с братом тоже наденут красную рубашку32
— подумайте об этом! Нет, не может это нам сойти с рук! Пусть даже свершится чудо и Сигэру отделается каторгой, хотя на это не больше одного шанса из тысячи, все равно честь нашего дома будет навсегда запятнана. Ведь пятьдесят человек из Накацу ушло в армию мятежников, и никто из них не вернулся. Один только Сигэру. И если теперь он выкрутится, какие подымутся пересуды! Любой упрекнет. “Пожалели свое дитя. Он стал мятежником и, не сложив головы в бою, с позором вернулся домой, а они подкупили чиновников и жандармов и укрыли его!” Но если Сигэру проявит мужество и примет нужное решение33, тогда люди скажут: “Что ни говори, а семья Уэда — самураи, не чета другим. Хоть сын и примкнул к мятежникам, но путь свой сумел завершить достойно! Он заслуживает восхищения, но прежде всего мы восхищаемся его родителями — ведь это они приняли такое превосходное решение. Да, самураи — это не то, что все прочие!” Услышите — скажут именно так! И самому Сигэру доставит большее удовлетворение — безусловно, большее! — совершить мужественный поступок на глазах у родителей и братьев, чем быть связанным жандармами и стать всеобщим посмешищем. Вы, отец, и вы, матушка, должны считать, что он погиб в бою, и примириться с этим, не так ли, Сатору-сан? Под взглядом брата Сатору, рассеянно гладивший свои костлявые колени, встрепенулся:— Ну, конечно, ну, конечно! Если такой дурак останется в живых...
Отец и мать переглянулись между собой и вздохнули. Бросив на них пронзительный взгляд, Такэру еще энергичнее продолжал:
— Ну как, вы согласны? Я вижу, у отца и матушки нет возражений? А раз возражений нет, сейчас же позвать Сигэру сюда...
— Как, уже сейчас?..
Такэру искоса взглянул на затрепетавшую мать.
— Еще один день — и все погибнет! Уже давеча, говорят, жандарм о чем-то расспрашивал деревенских. Так ведь, Сатору?
— Да, так, так...
— И все-таки...
— Матушка! Что ж, пусть вас отправят на каторгу— я умываю руки.
— О-Ёси! Лучше примириться с этим...
— Матушка, примиритесь! — как попугай, повторил Сатору.
— В таком случае, братец, позови сюда Сигэру.
— Хорошо, иду! — Повинуясь знаку Такэру, тот медленно встал, вышел из комнаты, но сразу же вернулся.
— Такэру! Такэру!
— Потише, братец! В чем дело?
— Да Сигэру спит как убитый.
— Спит!.. — мать задрожала.
— Спит? Так разбуди! Не говори ничего, просто приведи сюда, хорошо?
— Ничего не говорить, просто привести сюда, так? Ладно, иду!
Шаги, раздававшиеся в коридоре, постепенно удалялись, потом затихли. Язычок пламени в стоявшем сбоку фонаре застыл, словно скованный льдом Слышался лишь шум воды, стекавшей из пруда в каменный водоем в саду.
— Сигэру, мы все это время размышляли о твоей судьбе... Такэру, скажи ты!
Отец, закашлявшись, обернулся к Такэру. Видно было, как дрожат его руки, сжимающие подлокотники.
— Сигэру, — отчетливо выговорил тот, — ты примкнул к мятежникам...
Потупившийся было Сигэру вскинул голову.
— К мятежникам! Сайго-сэнсэй34
—мятежник? Если уж кто мятежники, так это чиновники, этот презренный Окубо! Они окружили трон и подрывают основы государства...Такэру издевательски захохотал.
— Все еще болтаешь чепуху! Нет, восставшие — вот кто враги трона, потому-то их и разгромили!
— Победа, поражение — все в руках судьбы!
— Замолчи! Сигэру, ты, пренебрегая своим долгом перед больным отцом, сбежал к мятежникам. Ты запятнал честь семьи, и, не сложив головы в бою, с позором вернулся домой. Ты поверг в смятение родителей и братьев и думаешь, это может сойти тебе с рук?
Сигэру стоял повесив голову и не произнося ни единого слова.
— Такэру, ты уж так...
— Матушка! — от одного взгляда Такэру мать словно оцепенела. А он продолжал:
— Сигэру, сделай харакири!
Сигэру вздрогнул и поднял голову. Отец тяжело вздохнул.
— Да, так, как сказал сейчас Такэру. Сигэру, умри!
— Умри, Сигэру, — сорвалось и с губ Сатору. Сигэру перевел взгляд с отца на братьев. Из глаз его покатились слезы. Наконец он обернулся к матери, которая, вся дрожа, сидела рядом с отцом. На нее он возлагал последнюю надежду.