Японские сказания о войнах и мятежах

— Я бывший чиновник Управления музыки Корэнари, служил в столице, сейчас принял постриг и зовусь Рэннё. Нельзя ли передать послание государю? — с такими словами передал стихи:

Асакура я
Ки но мародоно ни
Иринагара
Кими ни сирадэ
Каэру канасиса

Асакура о

Тада итадзура ни
Каэсу ни мо
Цури суру ама но
Нэ косо накарурэ

Пришёл я
В терем из нетёсаных брёвен
В Асакура,
И как же печально уйти,
Не повидав государя!

[355]

Из Асакура

Ни с чем тебя отправляю
Лишь поют
Печальную песнь рыбаки,
Ожидая у моря улова

Рэннё приложил то послание к лицу и в слезах вернулся в столицу. А через восемь лет, в двадцать шестой день восьмой луны первого года Долгого Процветания — Текан[356] Новый государь-инок упокоился в земельной управе Сануки в возрасте сорока пяти лет. Собрали дров и устроили погребение на горе Сироминэ в той же земле. Как печально — лишь дым погребального костра потянулся в сторону столицы.

Рэннё видел сон, будто бы государь-инок Сануки восседает в паланкине, подобающем государю, впереди него едут Тамэёси и пятеро его сыновей, а за паланкином следуют Тайра-но Тадамаса с четырьмя сыновьями, а также Иэхиро и его три сына. Пытаются они въехать в усадьбу государя-инока Го-Сиракава, но их изгоняют оттуда.

Рэннё видел сон, будто бы государь-инок Сануки восседает в паланкине, подобающем государю, впереди него едут Тамэёси и пятеро его сыновей, а за паланкином следуют Тайра-но Тадамаса с четырьмя сыновьями, а также Иэхиро и его три сына.

Тамэёси подъехал к паланкину, спешился и доложил:

— Пока усадьбу государя-инока охраняют светлые цари Фудо и Дайитоку[357], нам её не взять!

Тогда государь Сануки изволил сказать: «Что ж, несите паланкин к Киёмори!», — они поехали в усадьбу Киёмори и паланкин государя тоже туда внесли.

После этого Киёмори возвысился более, чем мог надеяться при своём происхождении, стал Главным министром. И он сам, и сыновья и вассалы его были обласканы государевой милостью более прочих. В гордыне своей они сослали и убили опору государя — Нового старшего советника князя Наритику с сыновьями, отрубили головы монаху Сайко и его сыновьям, сослали канцлера в землю Бидзэн, а в довершение всего заперли государя-инока Го-Сиракава в усадьбе Тоба[358], — шла молва, что всё это случилось из-за проклятия государя-инока Сануки. И после того, в тех местах, где видели государя-инока Сануки, там кто-то умирал или бывал убит.

Инок Сайгё, когда ходил в землю Сануки, пришёл к управе и сложил:

Мацуяма но
Нами ни юрарэтэ
Косо фунэ но
Ягатэ мунасику
Нариникэру кана

В залив Мацуяма

Волнами прибило
Лодку пустую.
Здесь, позаброшена,
Так и осталась она

Поднявшись на гору Сироминэ, у могилы государя-инока он со слезами на глазах сложил:

Ёси я кими
Мукаси но тама но
Юка тотэ мо
Какаран ноти ва
Нани ни кавасэн

Пусть восседал

В старину ты
На яшмовом троне —
После смерти своей
Кем ты станешь теперь?

Говорили, что с тех пор гневный дух государя утих.

Инок Сайгё поднялся на гору Сироминэ и сложил стихи. Говорят, с тех пор гневный дух государя Сануки утих.

15. О том, как Тамэтомо отправился на Остров Демонов, а также о его смерти.

После смуты годов Хогэн Тамэтомо выдернули обе руки из плеч и сослали на остров Оосима в Идзу, но вывихи сами собой вправились, и пусть, когда он натягивал лук, не мог он делать это с прежней силой, но чувствовал он себя уже намно го лучше, а руки после того у него удлинились на две ладони, и говорили: «Потому, хоть лук теперь у него слабее, зато стрелы стали длиннее и пробивают цель даже лучше, чем раньше!» Он говорил: