Японский городовой

Интонация статей, разумеется, отличалась от страны к стране. Французы, как обычно, иронизировали, но в целом были настроены абсолютно про-русски, а статьи мсье Марэ в «Рассвете» ещё долго называли апологией русского царизма. Германская пресса также всецело поддержала русских, а наиболее отчаянные газетёнки даже осмелились поставить их в пример германскому правительству, намекая на давнюю позорную историю с принцем Генрихом2. Итальянский корреспондент так живописал безупречное поведение русских матросов при защите иностранцев в Кобе и мужество русского наследника престола, что имя Николай на несколько месяцев стало самым популярным при именовании новорожденных в Италии. Остальной Европе было в общем-то плевать, но и в испанских, и в шведских газетах всё равно ощущалась симпатия к несчастномурусскому принцу, столь жестоко пострадавшему по вине коварных мятежников. Китайские щелкопёры злорадствовали вовсю, радуясь унижению и разгрому островных выскочек. Британская пресса была традиционно несколько более критична к русским и снисходительна к японцам, хотя корреспондент «Дейли Телеграф», присутствовавший в Кобе и на пресс-конференции, разнёс злобных узкоглазых в пух и прах, своим авторитетом очевидца заставляя остальных несколько менять тон статей.

Внезапно, хотя и не неожиданно, блеснул лондонский «Панч», тоже дав спецвыпуск в рисунках. На первом из них изображался Николай в костюме джентльмена, с котелком на голове и лежащей рядом тростью катающийся на лодочке по озеру, на фоне живописного берега и японских пагод. На втором рисунке на него с дерева падала макака в японском полицейском мундире, с саблей в руках. На следующем рисунке Николай был изображён стоящим в лодке без котелка, с поцарапанной бровью, а макака улетала в кусты от молодецкого удара его трости, потеряв в воздухе саблю. На четвёртом рисунке целая прорва макак обстреливала его из плевательных трубочек, прячась в кустах или приближаясь по воде в нескольких лоханях для стирки белья. На пятом макаки были разгромлены, а лохани шли ко дну или перевернулись, и наконец на шестом рисунке Николай тростью лупцевал на берегу, держа за хвост, пытающуюся убежать макаку в короне и парадном мундире, подозрительно напоминающую лицом Муцухито, а из карманов коронованной макаки разлетались всякие мелочи вроде островов, которые с улыбками подхватывали на лету и утаскивали обаятельные казачата.

Тираж этой рисованной мини-эпопеи получился феноменальным, её переиздали бесчисленное количество газет по всему миру, и даже в России она спустя время вышла несколькими тиражами под эгидой «Московского листка», с приличествующими правками, разумеется. В США её местное переиздание, хотя и неверно, считают первым комиксом в истории. Японский посол при дворе Её Величества королевы даже заявил протест против оскорбления Небесного Государя, имея в виду шестой рисунок, однако кого интересуют жалкие взвизгивания неудачников? Министр иностранных дел даже не принял его лично, а письменную ноту оставил без внимания.

В России, как обычно, с газетной информацией о событиях дело обстояло гораздо хуже. Царь лично наложил запрет на публикацию сведений о состоянии цесаревича и характере его ранений. Газетные цензоры наперебой принялись дополнительно ужесточать запреты, и в результате там, где в точных сведениях были заинтересованы больше всего, их оказалось всего менее. Информация, разумеется, просачивалась, но в основном неполная или неверная, на уровне слухов и домыслов. Известный московский репортёр и острослов Владимир Гиляровский после первых вестей о покушении в Оцу и не имея сведений о последующих событиях, блеснул эпиграммой:

Происшествием в Оцу
Опечален царь с царицей.
Тяжело читать отцу ,
Что сынок побит полицией.

Цесаревич Николай,
Если царствовать придётся,
Никогда не забывай,
Что полиция дерётся

- и это стало самой популярной сплетней в европейской России на какое-то время.

1 15 кабельтов = 1,5 морской мили, примерно 2,8 км. На 1891 год — очень большая дистанция

2 Во время визита в Японию принц Генрих Прусский, второй сын правившего кайзера, был арестован городовым «за охоту в неположенном месте» и провёл ночь в полицейском участке

В Японии дело обстояло с точностью до наоборот. Очевидцев и участников событий было с избытком — их оказалось даже больше, чем всех жителей Оцу, Киото и Кобе, вместе взятых, считая грудных детей. Японская пресса в количестве трёхсот с лишним только крупных газет, появившаяся как явление меньше двадцати лет назад, слыхом не слыхивала о цензуре и была по-настоящему независима. Как не зависящей от партий и олигархов, ей приходилось подстраиваться под мнение читателей, а не навязывать им своё. Население же Японии, за исключением коллаборационистов в Нагасаки, кормящихся от иностранных эскадр, и влачащих жалкое существование нацменьшинств на Хоккайдо и Рюкю, страстно желало одного — изгнания иностранцев, и по возможности их последующего порабощения.