Японский городовой

- Прибавьте сюда попадание с «Нанивы» в четвёртую башню «Нахимова» под занавес боя, пробившее её тонкую броню, и выведшее её из строя полностью. При том более толстый барбет её до того получил три таких же попадания, и выстоял. Что из этого следует? - Николай научился по-настоящему размышлять и строить логические цепочки буквально на днях, под действием шока от покушения, и теперь испытывал настоящую бурю эмоций, делясь новообретённым умением с окружающими. Офицеры свиты сами впали в шок от таких перемен в цесаревиче, а вот Дубасов и Цывинский оказались более подходящими собеседниками. Адмирал не подвёл, подхватив:

- Чтобы корабль сохранял свою ценность как боевая единица, а не утрачивал её от считаных попаданий вражеских снарядов, артиллерию надлежит защищать бронёй наравне с машинами и котлами.

- Именно так, Фёдор Васильевич! Предстоит ещё понять и проверить на практике, надлежит ли располагать её в двух- или трёхорудийных башнях, или в плутонговых казематах, способных вести огонь по одной цели, но выставлять её открыто на палубах или в незащищённых батареях определённо более не следует. Далее, вернёмся к «Нахимову». Фрегат побывал в одном бою, причём с противником, скажем честно, более слабым, и всё равно ему требуется теперь продолжительный и сложный ремонт. Были бы разрушения столь же велики, если бы его оконечности были бронированы хотя бы как у «Мономаха»?

- Определённо, нет, государь! В нашупоясную броню попало за оба боя семь снарядов, но пробита она не была, и мореходности фрегата ничто не угрожает. То есть мы на практике убедились, что система цитадельного бронирования, принятая в английском флоте, несостоятельна. Если же прибавить сюда скорострельность новейших пушек Канэ и Армстронга, то…

- То тот же «Чиода» имел бы шанс вызвать на «Нахимове» сильнейшие затопления в оконечностях, чего не произошло даже и с «Азовом». Вместе с тем, пробить броню «Фусо» мне также не удалось, ну или не удалось что-то серьёзно повредить за бронёй, по крайней мере.

- Да, взрыв в его каземате вызвал только восьмидюймовый залп «Корейца» в упор…

Николай и Дубасов погружались всё дальше в пучины кораблестроительного теоретизирования, а у Цывинского, внимательно их слушавшего, уже пошла кругом голова. Получалось, что нужно иметь корабль, полностью закованный в броню, с мощной скорострельной батареей, способной быстро разрушить любую небронированную цель, и вместе с тем с большим числом крупнокалиберных орудий, могущих проломить любую защиту. Но каково же будет водоизмещение подобного монстра, и сколько он будет стоить? И нужна ли будет батарея, если противник тоже начнёт строить таких же бронированных чудовищ? Хотя остаются же вражеские миноносцы…. Генрих Фаддеевич, пытаясь выстроить собственную цепочку умозаключений, на время выпал из беседы, а когда понял, что один с созданием непротиворечивой теории нового корабля не справляется, то речь между цесаревичем и адмиралом уже шла о балеринах и гейшах, причём предпочтение явно отдавалось последним. Впрочем, Дубасов настаивал, что креолкам в испанских колониях тоже должен быть дан шанс.

Отголоски шанхайского интервью Николая и статей мсье Марэ в «Рассвете» отзывались в европейской прессе и политике весь май. Франция и Германия свернули военно-техническое сотрудничество с Японией, и поговаривали о то ли конфискации строившихся во Франции японских крейсеров, то ли передаче их России в компенсацию, то ли выкупе их Россией. Европейские державы, вплоть до Швеции и Португалии, зондировали почву в Петербурге на предмет участия в провозглашённой цесаревичем «демократизации и демилитаризации» Японии, надеясь получить хотя бы небольшую долю в добыче, но с Певческого моста их отправляли к исчезнувшему где-то в Тихом океане Николаю, а тот как в воду канул. Японское правительство, скрежеща зубами, вынуждено было признать факт смерти испанского посланника и его супруги (убийством это всё равно упорно не называли). После этого испанская корона официально объявила Японии войну, а спустя несколько дней было объявлено о подписании в Маниле союзного договора между Николаем, Царём Сибирским, и губернатором Филиппин, которому ради такого случая был присвоен статус вице-короля. Вслед за тем, в течение пары недель, к союзу присоединились король Сиама и султан Брунея, что оказалось для европейских политиков полной неожиданностью.