В начале осени в одну из отдельных квартир Ларк-Хаус въехал Ленни Билл. Новый постоялец прибыл в сопровождении Софии, белой собаки с черным пятном вокруг глаза, придававшим ей пиратский видок. Появление Ленни стало памятным событием, поскольку ни один из малочисленных местных мужчин с ним тягаться не мог. У одних имелась пара, другие доживали век в подгузниках на третьем уровне, готовясь перебраться в Парадиз, а несколько оставшихся вдовцов не представляли интереса, с точки зрения женщин Ларк-Хаус. Ленни Биллу было восемьдесят лет, но никто не дал бы ему больше семидесяти; в пансионе это был самый сексапильный экземпляр за последние несколько десятилетий: пепельные волосы с короткой косичкой, невероятные лазоревые глаза, мятые хлопковые брюки молодежного покроя и парусиновые туфли без носков. Из-за Ленни между старушками чуть не разразилась потасовка; он заполнял собой пространство, как будто в сгущенную атмосферу женской тоски запустили тигра. Даже сам Ганс Фогт с его богатым администраторским опытом задавался вопросом, что делает здесь этот человек. У таких крепких, хорошо сохранившихся мужчин всегда есть более молодая женщина — вторая или третья жена, которая о них заботится. Директор принял нового постояльца со всем энтузиазмом, который только мог проявить между приступами геморроя, продолжавшего его донимать. Кэтрин Хоуп лечила его с помощью иголок в своей клинике, куда три раза в неделю приходил китайский доктор, но исцеление шло медленно. Фогт рассудил, что даже самые траченные жизнью дамы — из тех, что целый день сидят, уставясь в пустоту и вспоминая былые времена, потому что настоящее либо от них ускользает, либо пролетает так быстро, что остается непонятным, — даже они очнутся ради Ленни Билла. И не ошибся. Уже на следующее утро появились сиреневые парики, жемчуг и лак на ногтях — непривычные украшения для дам, увлеченных буддизмом и экологией, презирающих искусственность… «Ну и дела! Мы теперь как дом престарелых в Майами», — шепнул директор Кэти. Женщины заключали пари, стараясь угадать, чем Ленни занимался раньше: актер, кутюрье, специалист по искусству Востока, профессиональный теннисист… Альма Беласко положила конец пустопорожним домыслам, сообщив Ирине для всеобщего сведения, что Ленни Билл работал стоматологом, однако никто не хотел верить, что этот человек зарабатывал на жизнь, ковыряясь в чужих зубах.
Ленни Билл и Альма Беласко познакомились тридцать лет назад. Их встреча в холле Ларк-Хаус началась с долгого объятия, а когда они наконец разлепились, у обоих были влажные глаза. Ирина никогда не видела такого проявления эмоций у Альмы, и если бы ее подозрения насчет любовника не были столь прочными, решила бы, что Ленни и есть участник ее тайных вылазок. Девушка сразу же позвонила Сету, чтобы поделиться новостями.
— Друг моей бабушки, говоришь? Никогда о таком не слышал. Я выясню, кто он такой.
— Каким образом?
— Для этого у меня есть особые люди.
Особые люди Сета были бывшие заключенные, один белый, другой черный, оба неприятные на вид, они собирали информацию о делах до судебного разбирательства. Сет продемонстрировал их тактику Ирине на недавнем примере. Один моряк подал в суд на компанию «Навьера» за несчастный случай на работе, после которого, по его словам, с ним случился паралич, однако Сет этому человеку не верил. И вот его люди пригласили инвалида в клуб сомнительной репутации, хорошенько напоили и засняли, как он отплясывает сальсу с нанятой девицей. С помощью этой улики Сет заткнул рот адвокату противоположной стороны, они пришли к соглашению и обошлись без утомительной тяжбы. Сет признался Ирине, что по нравственным понятиям его сыщиков это была достойная работа; другие их дела выглядели гораздо более мутно.
Через два дня Сет позвонил и назначил встречу в пиццерии, куда они обычно ходили, но Ирина на выходных помыла пять собак и была настроена гульнуть. Она предложила сходить в приличный ресторан. Альма успела привить своей помощнице пристрастие к белым скатертям. «Плачу я», — сразу объявила Ирина. Сет заехал за подругой на мотоцикле и, петляя между машин на запрещенной скорости, повез в итальянский квартал, куда они прибыли, шмыгая носами, со сплюснутыми после шлемов прическами. Ирина поняла, что ее наряд не соответствует уровню заведения — как, впрочем, и всегда, — и высокомерный взгляд метрдотеля это подтвердил. Увидев цены в меню, она чуть не хлопнулась в обморок.
— Не бойся, моя контора заплатит, — успокоил ее Сет.
— Ужин обойдется дороже, чем кресло-каталка!
— Зачем тебе кресло-каталка?
— Это я для сравнения, Сет. В Ларк-Хаус есть бабульки, которым нужно кресло, но они не могут его купить.
— Как это печально, Ирина. Рекомендую устрицы с трюфелями. С хорошим белым вином, разумеется.
— Мне — кока-колу.
— С устрицами идет шабли. Кока-колы тут нет.
— Ну тогда мне минеральную воду с долькой лимона.
— Ирина, ты что — алкоголичка после реабилитации? Ты можешь мне признаться, это такое же заболевание, как диабет.