Японский парфюмер

Я перевела дух, вскочила с кровати и помчалась в прихожую. Черт бы тебя подрал с твоим идиотским чувством юмора! Ну, погоди! Я взглянула мельком в зеркало и чертыхнулась еще раз. Не спрашивая кто, распахнула дверь и уперла руки в боки, готовая к бою. Я отметила, что не почувствовала ни волнения, ни радости, ни трепета, а только легкий привычный укол в сердце, когда увидела высокую, чуть сутуловатую фигуру друга сердечного Юрия Алексеевича Югжеева. В снегу, с жидкими кудрями по плечам и красным носом.

– Не прогонишь? – спросил Юрий Алексеевич тонким неприятным голосом. – Неужели спала? А я шел мимо, дай, думаю, зайду. Добрый вечер, Катюша!

Шел мимо? В два ночи? Я испытала мгновенный приступ раздражения от звука родного голоса, и закричала:

– Ты знаешь, который теперь час? – Мой голос мне тоже не понравился – какой-то визгливый и базарный.

– Юпитер, ты сердишься, – значит, ты не прав, – сказал Юрий, разглядывая меня. Я вспомнила, что стою босиком, в одной ночной сорочке, без макияжа, и посторонилась, давая ему пройти.

Гость меж тем снял длинный, до пят, плащ на меховой подкладке, размотал толстый белый вязаный шарф, аккуратно повесил то и другое на вешалку, заглянул в зеркало, расправил локоны и проследовал в гостиную. Я пошла следом, чувствуя себя по-дурацки. Он, как всегда, был хозяином положения, а я чувствовала себя на вторых ролях. Был бы на его месте любой нормальный человек, мы бы поскандалили. Тот же Ситников, например. В данный момент мне не хватало хорошой драки, но Юрий Алексеевич был не тем персонажем. Он никогда не опускался до разборок, и я проигрывала, едва начав. Каспар хихикнул.

– Заткнись! – прошипела я.

– А почему ты не трепещешь, ведь пришел мужчина твоей мечты? – Каспар проигнорировал просьбу заткнуться. – Неужели он больше тебя не волнует?

Хороший вопрос. Черт его знает, волнует или не волнует! Я прислушалась к своим ощущениям, скользнула взглядом по высокой фигуре бывшего любимого человека. Если честно, не совсем бывшего. Но за семь лет… да-да, бесконечных семь лет! – острота прекрасных отношений выветрилась, и я смогла дышать и существовать параллельно с Юрием Алексеевичем и не делать из этого трагедии. И думать о нем без трепета, не сходить с ума, когда он исчезал с моего горизонта, и не испытывать бурной радости, когда он вдруг выскакивал снова, как черт из табакерки. Моя подруга детства Галка считала, что он меня зазомбировал.

– Семь лет он дурит тебе голову! – кричала Галка. – Этот воображала, выпендрежник, нудный хлыст! Сколько можно!

– Может, хлыщ? – вяло отбивалась я.

– Какая, на фиг, разница!!

Где-то она была права насчет воображалы и выпендрежника. Он был высокомерен. Он презирал толпу. Он был выше. Своих мироощущений Юрий Алексеевич не скрывал и не менял, а потому был всегда недоволен. Он приходил и уходил из моей жизни, не здороваясь и не прощаясь. Просто исчезал на полгода, а потом появлялся снова, звонил, говорил: «Катюша, привет, как жизнь? Пересечемся?» – и приглашал в кино, театр или просто погулять. А я стеснялась спросить, где он пропадал. Он как-то сказал мне, что я не похожа на других. Сказал в своей обычной высокомерной и ленивой манере, своим обычным невыразительным голосом.

Я оторопела. Я была до того не избалована его комплиментами, что расценила эти слова чуть ли не как признание в любви. Почему «Юрий Алексеевич», спросите вы, а не Юрий, Юрик, Юрасик или еще как-нибудь? Да так как-то… само собой получилось. Уж очень он был солидным и взрослым, не в пример остальным…

– Ты не похожа на других, в тебе есть аристократизм духа, – сказал он однажды, и его слова прозвучали музыкой в моих ушах. Аристократизм духа! Такое не каждый день услышишь. Ну и как тут спросить: «Где ты был?» Аристократки духа не задают подобных вопросов. Я из кожи вон лезла, пытаясь соответствовать. Он мне нравился. Да что там нравился! Я влюбилась в него без памяти. При виде него у меня появлялась слабость в коленках, и я начинала заикаться…

– Как жизнь, Катюша? – спрашивал меж тем Юрий Алексеевич, усаживаясь, вернее, укладываясь на диван и подсовывая под себя подушки – комфорт превыше всего. – Выглядишь бледно, работы много?

«Скотина! – подумала я почти с восхищением. – Совсем не меняется!»